Материалы к московским процессам: Методы ГПУ.
Протокол по делу Вольфганга В-са
Вольфганг В-с, 25 лет, проживающий в настоящее время в Праге, немецкий эмигрант.
В 1931 году В-с, в качестве члена коммунистической партии Германии (КПГ) прибыл для работы в СССР. До этого он уже дважды бывал в СССР в качестве участника экскурсий, организованных КПГ. В 1931 году аграрная комиссия при ЦК КПГ поручила В-су информировать ее о положении сельского хозяйства СССР. В-с прор<а>ботал целый год в качестве тракториста с.-х. коммуны; он одновременно сотрудничал в советских газетах и написал о своей коммуне брошюру, изданную в количестве 150.000 экземпляров в издательстве (сталинском) IAV в Германии.
Затем В-с был послан инструктором в приволжскую немецкую область. Здесь он познакомился с Иоршем (Iorsch), который позже стал редактором немецкой газеты деревообделочников. Иорш был членом КПГ. С 1924 или 1925 года он постоянно жил в Советском Союзе и состоял членом ВКП.
Вскоре В-с вернулся в Германию, где ему представилась возможность сотрудничать в коммунистической "Иллюстрированной крестьянской газете" (BIZ). Но коммунистический депутат Рейхстага Путц (Putz), который уже в 1931 году направил В-са в Советский Союз, снова посылает его туда для работы по организации немецких рабочих... Об'ехав, по поручению газеты деревообделочников, с ноября 1932 г. по февраль 1933 г. районы, где работали немецкие деревообделочники, В-с собирался снова вернуться в Германию. Однако, переговоры об этой поездке затянулись. Когда В-с вернулся в Москву, на следующий день после пожара Рейхстага, ему дали понять, что о возвращении в Германию сейчас и думать нечего.
В-са послали в Ленинград на работу в "Красную Газету". Там он -- приблизительно через месяц -- в апреле 1933 г. -- стал инструктором. Редактор "Красной Газеты" Ласс, однако, снял его с должности инструктора, так как он с работой не совсем справлялся. В-с все же остался постоянным сотрудником газеты. Вскоре он начал также сотрудничать в немецкой радио-передаче в Ленинграде, и временно стал даже секретарем радио-газеты. В качестве партийной работы В-су поручили наблюдение за немецкими моряками, прибывающими в ленинградский порт.
Бертрам, бывший представитель "Роте Фане" в Советском Союзе, сообщил ему, что для московской радио-передачи на немецком языке требуется редактор. В-с подал заявление Фрумкиной, заведующей радио передачами на иностранных языках. После восьмидневного испытания и утверждения его кандидатуры партийными инстанциями, он стал постоянным сотрудником московской радио-станции Профинтерна.
Работа В-са на московской радио-станции продолжалась с июля по декабрь 1934 года. К концу 1934 года он заболел гриппом и попал в больницу. По выздоровлении В-с попросил об освобождении его из-за слабого здоровья от постоянной работы на радио-станции, и занялся литературной работой.
В это время он встречался с Отвальдом, который вместе с Пискатором работал над с<ц>енарием для фильма. В-с должен был впоследствии работать в качестве помощника режиссера при постановке этого фильма. Фильм этот, однако, вследствие своих антинемецких тенденций, по внешне-политическим соображениям к постановке принят не был.
В-с возвратился обратно в Ленинград, ибо материальное его положение к этому времени значительно ухудшилось, и особенно остро встал для него квартирный вопрос: комнаты ему не давали, а поселиться в дорогостоющих гостинницах он не мог из-за недостатка средств. В Москве ему удалось найти убежище лишь на несколько недель у некоего Фридмана (бывшего близкого друга Геккерта), латыша по происхождению и эмигранта, зарабатывавшего себе на жизнь переводами.
В мае 1935 года, В-с снова начал сотрудничать в немецком радио в Ленинграде. Редактор этого радио Голланд обещал ему с 1 августа 1935 г. постоянную должность.
17 мая 1935 г. В-с был внезапно арестован четырьмя агентами ГПУ при входе на радио-станцию. Его посадили в приготовленный автомобиль и отвезли в помещение ленинградского ГПУ, где его немедленно подвергли допросу.
В очень любезной и вежливой форме его спросили, почему он живет в Советском Союзе, а главное, кто его знакомые. В-с назвал упомянутого Голланда, редактора ленинградского радио, Ласса из "Красной Газеты", Рудольфа (Рауля Лашло), бывшего сотрудника "Красной Газеты" -- и ряд членов ленинградской группы писателей.
После целого ряда пустяковых и формальных вопросов В-су вдруг поставили в вину, что он жил у Фридмана, который является троцкистом. Его спросили, знает ли он других троцкистов и вел ли он контрреволюционные разговоры с неким Сосенским. Затем его допросили о Рудольфе, который после долголетнего пребывания в партии, покинул Советский Союз и порвал с ним, написав книгу "Прощание с Советской Россией". В-с знал Рудольфа, ибо последний работал одновременно с ним на радио-станции и в "Красной Газете".
Одновременно был арестован Ласс из "Красной Газеты", так как он "уклончиво" выступил на одном собрании. (Киров был убит в декабре 1934 г. и преследования против троцкистов и оппозиционеров шли полным ходом).
В-с ни в чем не мог себя упрекнуть и арест поэтому не очень его беспокоил; он предполагал, что недоразумение вскоре раз'яснится, тем более, что в разговорах с Фридманом, который был недоволен сталинской политикой, В-с защищал сталинскую линию. Он высказывал недовольство лишь тем, что ему не разрешили вести социалистическую пропаганду на немецкой радио-станции.
После допроса В-су предложили горячей пищи, от которой он отказался. Тогда сотрудник ГПУ принес ему очень хорошие бутерброды и папиросы и завязал с ним разговор в самом любезном тоне. В виду того, что продукты в то время распределялись только по карточкам и в крайне ограниченном количестве, предложенная В-су закуска была его первым сытным обедом за многие месяцы.
Затем тот же сотрудник ГПУ допросил его на русском языке о том, знает ли он фашистски настроенных ленинградских рабочих. В-с назвал имена нескольких специалистов, которые посещали вечера (Bierabende) в немецком консульстве...
Выражая свое сожаление, чиновник ГПУ сообщил В-су, что ему придется переночевать в ГПУ. В-с провел ночь на скамейке в комендатуре.
На следующее утро явился высший чиновник ГПУ и сообщил В-су, что его дело сейчас раз'ясняется. Ему подали хороший завтрак; изголодавшийся В-с с'ел его с аппетитом. Его снабдили папиросами и день прошел в пустяковых и дружеских беседах с дежурным сотрудником ГПУ. Вечером В-су сообщили, что он, к сожалению, должен остаться в ГПУ еще на один день. Ему предоставили хорошо обставленную служебную комнату, в которой В-с после своих жилищных мытарств -- ему в Москве часто приходилось ночевать на вокзалах, так как он не мог заплатить за гостинницу -- расположился не без удовольствия.
В этой комнате, на хорошем питании, в условиях самого лучшего обращения, В-с провел 5 дней без всякого допроса. На 6-ой день, появившийся чиновник ГПУ заявил В-су, что, к сожалению, его чемодан, который тем временем был доставлен в ГПУ, должен быть вскрыт и обыскан. Все литературные работы В-са, в том числе и начатый роман, под который он уже получил от партийного издательства аванс, а также паспорт В-са, были конфискованы.
Через день явился чиновник ГПУ. Он ограничился проверкой личности В-са. Вечером того же дня в 11 часов, другой чиновник ГПУ, сообщил В-су, что отныне он арестован. Его перевели в одиночную камеру, заставили раздеться и, после тщательного обыска, все его вещи, за исключением грязного белья, были у него отобраны.
Камера осталась такой, какой она была в царские времена. Маленькая, темная, со вделанным в стену ватер-клозетом. Пользование выдвижными нарами было днем строжайше запрещено, за исключением одного часа после обеда. Маленькая железная табуретка без спинки заменяла стул. Электрический свет никогда не выключался, даже ночью, так как каждые несколько минут караульный проверял через волчок находится ли заключенный в камере. Как только В-с лег спать, дверь отворилась и его в половине 12-го ночи повели на допрос, который продолжался до 5 час. утра. В половине 7-го утра В-с был разбужен. В течение дня ему спать не позволили. Процедура эта, заключающаяся в том, чтобы не давать арестованному спать -- применялась беспрерывно в течение следующих недель!
После каждого допроса В-с вынужден был подписывать протокол на русском языке, оттенки которого ему, конечно, не были понятны. При допросах его спрашивали: откуда он знает Иорша, редактора газеты деревообделочников, с которым В-с познакомился во время пребывания в приволжской немецкой области и который был также арестован; видел ли он во время своей работы в редакциях немецкого радио, "Красной Газеты" и др. фашистские газеты, и читал ли он фашистскую газету "Темпо". (Имелась в виду газета, выходившая раньше под этим названием в издательстве Ульштейна).
Из многочисленных допросов выяснилось следующее. В гостиннице, в которой В-с проживал, он познакомился с одним немецким поваром, который работал в одной партийной столовой по специальности; у повара на столе лежала газета "Темпо". Ввоз этой газеты в Советский Союз был разрешен. Он связан был лишь с некоторыми трудностями валютного характера. Корреспондент "Темпо" в Москве, который получал свое жалование в валюте и благодаря этому мог свободно и дешево все закупать в Торгсине, нуждался, однако, для уплаты за квартиру, трамвай и др. мелких расходов в рублях. Эти рубли он мог получать лишь при размене валюты по официальному курсу, по 2 марки за рубль, между тем, как покупательная способность одной марки в то время равнялась 60-ти рублям, чему также соответствовал курс марки на черной бирже. Официальный корреспондент не мог, разумеется, менять свою валюту на черной бирже. Издательство поэтому устроилось так, чтоб абоненты, получая газету непосредственно из Берлина, уплачивали подписную плату в рублях московскому корреспонденту, к чему со стороны властей не было никаких препятствий. От вышеупомянутого подписчика (повара) В-с получил адрес московского корреспондента "Темпо". Адрес этот он в свою очередь, передал Иоршу, желавшему для информации читать "Темпо".
Следователи же ГПУ утверждали, с ссылкой на протоколы допросов якобы уже расстрелянного Иорша, что В-с поручил ему собирать материалы о жизни немецких крестьян в Советском Союзе. В-с рассчитывал якобы сдать эти материалы фашистскому агенту Штейну (т.-е. корреспонденту изданий Ульштейна в до-гитлеровский период, еврею).
Независимо от этого В-с якобы поддерживал тесные сношения с "фашистским" "Темпо". После долгих усилий В-с вспомнил, что весной 1931 г. он обратился к редактору Догелю (член Мопра) из издательства Ульштейна, писавшего тогда дружественные СССР, просталинские фельетоны... с предложение<м> напечатать его в таком же духе написанные отчеты из СССР. В этом, однако, ему было отказано.
Следователь ГПУ продолжал все же утверждать, что В-с встречался с фашистскими агентами Ульштейна в Москве, что не соответствовало действительности.
Каких немецких корреспондентов знал В-с в Москве? Он знал только официального корреспондента "Роте Фане" в Москве, Бертрама, и еще одного представителя немецкой партийной газеты.
Таким образом, версия о троцкистски-оппозиционных связях В-са, которую следователи ГПУ поддерживали при "дружеских" допросах В-са до официального ареста, была заменена теперь версией о его связях с фашистскими кругами.
Одновременно изменился и тон допросов. Высшие чиновники ГПУ заходили в камеру и издевались над ним, сыном рабочего, называя его "княжеским сынком"; они говорили ему, что наци его отца посадили в тюрьму только для того, чтобы он, В-с, мог легче "работать" в Советском Союзе; грозили ему расстрелом и требовали "признаний" и выдачи "сообщников", чем он мог бы себе еще снискать прощение.
Тем временем следствие снова вернулось к вопросу о "контр-революционных" разговорах, о протоколе допроса Иорша и В-су угрожали очной ставкой (с Иоршем), которая, однако, никогда не состоялась.
Мнимые показания Иорша становились с каждым днем все более и более чудовищными. В-с якобы дал поручение построить отправительную радио-станцию с тем, чтобы установить связь с Германией. В действительности, В-с и его жена, так же, как и семья Иорша, выразили желание иметь у себя радиоприемник. Следователь обвинил его в троцкистских разговорах с Иоршем, называл совершенно неизвестные ему имена людей из Энгельска и Саратова, с которыми он якобы был в заговоре.
В другой раз ему представили якобы протокол допроса Иорша, в котором было сказано, что арестованный редактор московской "Немецкой Центральной Газеты" ("Дейтше Централ Цейтунг"), Фришбуттер, дал, ему, Иоршу, поручение организовать отряд немецких ударников (S.A.) в Москве. Фришбуттер знал В-са с 1931 года, когда он передал В-су, -- сотрудничавшему тогда по сельско-хозяйственным вопросам в "Централ-Цайтунг", -- письмо коммунистического депутата Рейхстага Путца, с предложением написать брошюру по аграрному вопросу.
Иорш якобы показал далее, что В-с получал гонорар в валюте за статьи для фашистских газет. В действительности, В-с посылал корреспонденции из Советского Союза только для "Роте Фане" и других партийных газет; гонорары за эти статьи получали его родственники в Берлине.
Эти допросы продолжались с 25 мая по 13 июня 1935 года, причем, как сказано, любезное уговаривание сменилось угрозами. Затем началась серия моральных пыток. Перед камерой В-са велись разговоры о расстрелах и "кровавой бане". 17 июня перед камерой во дворе были произведены расстрелы, слышны были стоны и крики мужчин, дикие вопли женщин, которых через двор вели в подвал. Уголовных арестантов, работавших во дворе, повидимому, натравляли на проходивших заключенных, над которыми они издевались и которых они били.
Через окно В-с увидел заключенных, на которых были одеты противогазовые маски, -- чтобы заглушить их крики. Некоторых заключенных отводили в находившуюся во дворе башню, из которой крики их раздавались все тише. Из этой башни никто еще не возвращался. Возможно, что смерть там наступала от удушья. Тоже самое В-с наблюдал и в ГПУ в Москве.
После данного В-су 14-тидневного срока "на размышление", ленинградское ГПУ закончило следствие. В-с должен был подписать обвинение в "контр-революционной деятельности" -- якобы только для принятия к сведению. Чиновник ГПУ заявил ему при этом, что с ним ничего не поделаешь, так как он на все вопросы отвечал "нет". Что должно "думать о нем советское правительство?". "Если бы хотя бы что-нибудь было записано в протоколы".
21 июня В-са отправили из Ленинграда в Москву и заключили на Лубянку, в камеру, в которую с ним сперва посадили 4 шпионов ГПУ. В их обязанность входило проведение дальнейших моральных пыток: они грозились его убить и в то же время предлагали ему тайно передать записку немецкому консулу в Москве. От времени до времени его выводили во двор, где его ждал в окровавленном халате врач, и стоящие вокруг люди громко шептали: теперь очередь за немцем! С 21 по 23 июля снова одиночное заключение. Допрос сосредоточился на мнимом троцкисте Фридмане.
Ходатайство В-са о том, чтоб ему разрешили обратиться к прокурору, было отклонено, так же, как и просьба о писчей бумаге. 23 августа 1935 г. следователь дал В-су понять, что ему будет предоставлена еще одна последняя возможность "признаться в своих позорных деяниях перед пролетарским судом". От него требуют, что он подписал заявление о том, что он никогда не занимался шпионажем. В-с, к счастью, отказался подписать этот документ, написанный к тому же на чужом для него языке; он был обвинен в "контр-революционной деятельности"; о шпионаже вообще не было речи.
Позже, в той же камере сидел Лукьянов, редактор "Журнал де Моску" и один армянин, обвиненный в том, что он "выражал недовольство". Лукьянов был обвинен в том, что он "не надлежащим образом" передал сообщение о какой-то речи Сталина, что он встречался с иностранными корреспондентами и будто бы привлек анархистов к редакционной работе. Оба (Лукьянов и армянин) были также обвинены в "террористических намерениях", обоим были пред'явлены мнимые "протоколы" допросов свидетелей и обоим было отказано в очной ставке с их авторами.
21 сентября 1935 года В-са неожиданно вывели из камеры и перевели в Бутырки. Больше его не допрашивали, и после того, как ему прочли приказ о высылке из СССР, чиновники ГПУ доставили его 21 октября на польскую границу, где ему вернули его паспорт. Срок, в течение которого был действителен этот паспорт, отобранный у него ГПУ в Ленинграде, оказался вдруг сокращенным немецким посольством на год!
В-су кроме того выдали 20 марок и железно-дорожный билет до Берлина. В Варшаве В-с сошел с поезда и пробрался в Прагу.
Вольфганг В-с был допрошен в Праге 30 августа 1936 г.
Правильность протокола и его соответствие с показаниями Вольфганга В-са подтверждают члены Комитета в Защиту Права и Справедливости.
А. Цеман и О. Мартель.
Copyright by Bulletin de l'Opposition.
От редакции. -- Ответственность за достоверность сообщения В. В-са лежит на пражском комитете, который расследовал его дело, и в частности обстоятельства приезда В-са заграницу. Пражскому комитету известны так же родители В-са, члены КПГ со дня основания партии.