30 января 1932 года "Правда" писала: "Во второй пятилетке будут ликвидированы последние остатки капиталистических элементов в нашей экономике". Совершенно очевидно, что, с точки зрения этой официальной перспективы, в течении второй пятилетки должно было окончательно отмереть государство, ибо, где ликвидированы "последние остатки" (!) классового неравенства, там государству делать нечего.
На самом деле мы являемся свидетелями процессов прямо противоположного характера. Сами сталинцы не только не отваживаются утверждать, будто диктатура приняла за последние годы более демократические формы, но, наоборот, неутомимо доказывают неизбежность дальнейшего обострения методов государственного насилия. Гораздо важнее, однако, всех перспектив и прогнозов то, что происходит на самом деле.
Если оценивать советскую действительность сквозь призму политического режима -- такая оценка недостаточна, но вполне законна и чрезвычайно важна -- картина получается не только мрачная, но прямо зловещая. Советы потеряли последние остатки самостоятельного значения, перестав быть Советами. Партии не существует. Под прикрытием борьбы с правым уклоном окончательно раздавлены профессиональные союзы. Вопрос о перерождении и удушении партии и Советов мы рассматривали не раз. Здесь необходимо хотя бы в нескольких строках остановиться на судьбе профессиональных организаций в период советской диктатуры.
Относительная независимость профсоюзов является необходимым и важным коррективом в системе советского государства, которое находится под давлением крестьянства и бюрократии. Пока классы не ликвидированы, рабочие должны и в рабочем государстве защищать себя при помощи своих профессиональных организаций. Иначе сказать: профсоюзы остаются профсоюзами до тех пор, пока государство остается государством, т.-е. аппаратом принуждения. Огосударствление профессиональных союзов может итти лишь параллельно с разгосударствлением самого государства. Это значит: по мере того, как ликвидация классов лишает государство его функций принуждения, растворяя его в обществе, профессиональные союзы утрачивают свои особые классовые задачи и растворяются в "отмирающем" государстве.
На словах эта диалектика диктатуры, запечатленная в программе большевистской партии, признается и сталинцами. Но действительные взаимоотношения между профессиональными союзами и государством развиваются в прямо противоположном направлении. Государство не только не отмирает (несмотря на возвещенную ликвидацию классов); не только не смягчает своих методов (несмотря на хозяйственные успехи), но, наоборот, все обнаженнее становится аппаратом бюрократического принуждения. В то же время профессиональные союзы, превратившиеся в чиновничьи канцелярии, окончательно утратили возможность выполнять роль буффера между государственным аппаратом и пролетарскими массами. Хуже того: аппарат самих профсоюзов стал орудием возростающего административного нажима на рабочих.
Предварительный вывод из сказанного выше таков: эволюция Советов, партии и профсоюзов совершается не по восходящей, а по нисходящей кривой. Если принять на веру официальную оценку индустриализации и коллективизации, то придется сказать: политическая надстройка пролетарского режима развивается в направлении прямо-противоположном развитию экономического базиса. Значит законы марксизма ложны? Нет, ложна, притом в корне, официальная оценка социального фундамента диктатуры.
Конкретнее вопрос формулируется так: почему в 1917-1921 г.г., когда старые господствующие классы еще боролись с оружием в руках, когда их активно поддерживали империалисты всего мира, когда вооруженное кулачество саботировало армию и продовольствие страны, возможно было в партии открыто спорить по острым вопросам о брест-литовском мире, о методах организации Красной армии, о составе ЦК, о профсоюзах, о переходе к НЭП'у, о национальной политике и политике Коминтерна; почему теперь, после прекращения интервенции, после разгрома эксплоататорских классов, после успехов индустриализации, после коллективизации подавляющего большинства крестьянства -- нельзя допустить обсуждения вопросов о темпах индустриализации и коллективизации, о соотношении между тяжелой и легкой промышленностью или о политике единого фронта в Германии? Почему любой член партии, который потребовал бы созыва очередного с'езда партии, в соответствии с ее уставом, был бы немедленно исключен и подвергнут репрессиям? Почему любой коммунист, который вслух выразил бы сомнение в непогрешимости Сталина, был бы немедленно арестован? Откуда такое страшное, чудовищное, невыносимое напряжение политического режима?
Ссылки на угрозу извне, со стороны капиталистических государств, сами по себе ничего не об'ясняют. Мы не собираемся, разумеется, преуменьшать значение капиталистического окружения для внутреннего режима советской республики: уже необходимость содержать могущественную армию является важным источником бюрократизма. Однако, враждебное окружение -- не новый фактор, оно сопровождает советскую республику с первых дней ее существования. При здоровых условиях внутри страны давление империализма должно было бы только повышать солидарность масс, особенно же спайку пролетарского авангарда. Проникновение иностранных агентов, вроде инженеров-вредителей и пр., ни в каком случае не оправдывает и не об'ясняет всеобщего усиления методов принуждения. Солидарная социальная среда должна была бы все с большей легкостью извергать из себя враждебные элементы, как здоровый организм извергает яды.
Можно, правда, попытаться сослаться на то, что внешнее давление возросло, ибо во всем мире соотношение сил передвинулось в пользу империализма. Однако, даже если оставить в стороне вопрос о политике Коминтерна, как об одной из причин ослабления мирового пролетариата, остается неоспоримым, что усиление внешнего давления лишь в той мере может вести к бюрократизации советской системы, в какой оно сочетается с ростом внутренних противоречий. В тех условиях, когда рабочего приходится брать в тиски паспортной системы, а крестьянина -- в тиски Политотделов, давление извне должно неизбежно еще более ослаблять внутренние связи. И наоборот: рост противоречий между городом и деревней должен неотвратимо обострять опасность со стороны капиталистических государств. Сочетание этих двух факторов толкает бюрократию на путь все больших уступок внешнему давлению и все больших репрессий против трудящихся масс собственной страны.