Сотни имен были названы на последнем московском процессе (21-го). Вряд ли этих людей будут судить публично -- имена большинства из них недостаточно известны, признания их никому ничего не скажут. На некоторых из них, которые сыграли известную -- правда, очень печальную -- роль, все же следовало бы остановиться, так как это может отчасти пролить свет на московские процессы.
Возьмем хотя бы Молчанова. Имя его вряд ли известно заграницей. Молчанов был начальником Особого Отдела, т.-е. руководителем отдела борьбы с контрреволюцией и шпионажем, на самом же деле борьбы с оппозицией. Арестован он был в самом начале 1937 года, и арест его произвел большое впечатление в кругах ГПУ. Никто не мог понять, за что его арестовали. Когда же теперь, на последнем московском процессе, Ягода назвал его шпионом, сторонником блока правых и троцкистов, пользовавшимся своим положением для поддержки оппозиции -- люди, знавшие Молчанова, были немало удивлены. Вероятно, и сам Молчанов был потрясен, когда узнал в чем его обвиняют. На это то он уж никак не мог расчитывать.
Что же представляет собой Молчанов? Он, по заслугам, пользовался дурной славой, славой жестокого и беспощадного жандарма. Это он наводнял оппозиционерами изоляторы и места ссылки; он заставлял политических заключенных выполнять тяжелые работы; он отправлял их по этапу вместе с уголовными, установив неписанный закон, согласно которому уголовные могут безнаказно присваивать себе вещи политических. Это Молчанов ввел новые порядки в тюрьмах; он запретил передачи -- как продовольствия, так и белья; он ввел драконовские меры преследования семей арестованных. И очень скоро он возбудил глубокую ненависть, как к себе лично, так и к тому режиму, который он представлял. Его ненавидели и вместе с тем боялись, как чумы.
Сколько невинной человеческой крови на его руках! Как много слез из-за него пролито! Это он руководил походом против комсомола, вырвав цвет советской молодежи из школ, университетов и заводов. Молодежь его ненавидела, родители его проклинали, он не только лишал их детей, он заставлял детей предавать своих родителей. Таков был Молчанов -- руководитель борьбы с оппозицией.
Не менее роковую роль сыграл Молчанов и в качестве руководителя по борьбе с шпионажем. Он был специалистом по изобретению и конструированию дел по шпионажу. Сколько иностранных коммунистов -- подлинных революционеров -- погибло из за него в подвалах Лубянки! Множество невинных людей, обвиненных в шпионаже, было по его инициативе расстреляно. И этого человека Вышинский обвиняет в том, что он тайный троцкист! Вышинский мог бы действительно обвинить Молчанова в том, что этот специалист по изобретению шпионских дел, не разоблачил ни одного подлинного шпиона. В то время, как Молчанов расправлялся с невиновными, шпионы с успехом работали в стране. Под сенью изобретенных шпионских дел в стране процветает шпионаж, но Молчанов ни разу не разоблачил ни одного настоящего шпиона.
Молчанов был одним из первых арестованных из высших чиновников ГПУ. Арест его произвел большое впечатление и в начале держался в строжайшей тайне. Даже хорошо осведомленные круги не могли себе об'яснить этого ареста. Высказывались разные предположения, но ни одно из них -- даже в отдаленнейшей степени -- не совпадало с тем, что было сказано на процессе. Многие были удивлены, многие чрезвычайно испуганы, но никто не жалел Молчанова. Все недоумевали и со страхом спрашивали друг друга: в чем же будут обвинять этого стопроцентного сталинца? Арест его был предостережением для всех. Даже самые рьяные исполнители поняли, что они не могут быть уверены в завтрашнем дне.
Один ответственный сотрудник ГПУ полагал, что Молчанов арестован для успокоения общественного мнения. Растущее недовольство не было секретом ни для правящих кругов, ни для ГПУ, и всем ненавистного Молчанова решили сделать козлом отпущения: Сталин, мол, заступается за народ и арестовывает Молчанова. Нужно признать, что арест Молчанова вызвал вздох облегчения во всех слоях, особенно среди тех, кто еще надеялся на возможное изменение курса. Лучше информированные круги ГПУ знали, что это лишь маневр, и что кровавая чистка продолжается.
Доверие Сталина к Молчанову казалось безграничным. В качестве особо доверенного лица Молчанов руководил комиссией по чистке ГПУ при обмене партийных билетов. Молчанов знал слишком много. Он знал, кто направил руку Николаева, он, как и Ягоды, хорошо знал тайны процессов. Он должен был исчезнуть, как исчез и Запорожец, этот преданный сталинец, точно выполнявший все приказы своего хозяина. Он, как и Молчанов, пользовался репутацией жестокого и бездушного человека. Это был типичный работник ГПУ той формации, какими мы их знали в последние 10 лет. Деятельность его в Ленинграде создала подходящую почву для убийства Кирова.
Запорожец, как и Молчанов, должен был последовать за своими жертвами. Как полгода после процесса Тухачевского из членов суда остались в живых лишь Блюхер и Буденый, так исчезают один за другим и организаторы других процессов. Руководителя Иностранным Отделом ГПУ, Слуцкого, лично ведшего допрос Мрачковского и Смирнова, заставили покончить с собой, и из краткой заметки в "Правде" мы узнали о внезапной кончине этого 38-летнего здорового человека. И неслучайно старика Левина присоединили к процессу и расстреляли за никогда не совершенные преступления. Этот превосходный кремлевский врач тоже знал слишком много, и он мог бы когда-нибудь многое рассказать. Он знал, как умер Орджоникидзе. (В Москве говорили, что Орджоникидзе умер на заседании после бурного об'яснения со Сталиным, но в ГПУ и этой версии не верили, а говорили, что Орджоникидзе был отравлен). Доктор Левин мог бы когда-нибудь рассказать и о самоубийстве Аллилуевой, жены Сталина. Ему нечего было бы рассказать потомству о смерти Куйбышева, но он мог бы рассказать кое-что об операции Фрунзе. Не мог остаться в живых и доктор Казаков, изобретатель новых, еще не испробованных ядов и сывороток.
Такова судьба всех тех, кто в той или иной мере принимает участие в сталинском истреблении участников Октября.
Бр.