Подводя все новые и новые итоги так называемой "проверке партийных документов", "Правда" отдает предпочтение закулисной чистке над открытой. Оказывается, что "многие из замаскированных врагов сумели обмануть комиссии по чистке и местами даже проходили чистку под аплодисменты". Это значит другими словами, что многие подозрительные по оппозиции пользовались симпатиями своих организаций и у назначенных сверху комиссий не было повода для исключения. Зато при закулисной проверке "изучение состава партии было более глубоким и всесторонним, чем при чистке". ("Правда", 22 марта). Не мудрено: просвечивание производилось при помощи аппаратуры ГПУ.
Мимоходом узнаем из "Правды", что на одном из заводов Челябинска "на 103 коммуниста приходится 318 исключенных в разное время членов партии". Другими словами, исключено в три раза больше, чем осталось. Челябинский завод вряд ли представляет редкое исключение. Во всяком случае на примере его ясно видно, как живет эта несчастная правящая "партия"!
"Правда" разоблачает секретаря Успенского райкома Азовско-Черноморского края: "его предложения на заседаниях райкома, -- а он их вносит по каждому вопросу, -- возражений не встречают, потому что он не терпит возражений". Какой ужас! Какое вопиющее нарушение демократии! Салтыков написал некогда историю города Глупова, где изобразил порядки всей царской монархии. Заметка об Успенском райкоме звучит, как невольная сатира на режим. Успенского секретаря зовут Саут. Но если вместо района поставить СССР, а Саута заменить Сталиным, то весь остальной текст можно оставить без изменений.
Молотов окончательно выравнял фронт. Со времени ликвидации "третьего периода" Молотов находился, как известно, в полуопале. Его называли, правда, среди прирожденных вождей, но не всегда, ставили обычно после Кагановича и Ворошилова, и часто лишали инициалов, а в советском ритуале все это признаки большой политической важности. Когда к Молотову прибывали какие-либо делегации, то ему разрешалось принимать их не иначе, как имея ошую Рудзутака и одесную Чубаря. С своей стороны, Молотов хоть и воздавал необходимую хвалу вождю, но всего два-три раза на протяжении речи, что в атмосфере Кремля звучало, почти как призыв к низвержению Сталина. Но с конца прошлого года наметился, с божьей помощью, благополучный поворот. Молотов выравнял фронт. Он произнес за последние недели несколько панегириков Сталину, которые самого Микояна заставили пожелтеть от зависти. В возмещение Молотов получил свои инициалы, имя его значится на втором месте, и сам он именуется "ближайшим соратником".
Все хорошо, что хорошо кончается. Но по человечеству надо признать, что Молотову не легко было изнасиловать себя. Он все-таки слишком хорошо знает Сталина с давних пор, чтоб ставить его на один уровень с Лениным, как он сделал это в своей низкопробной речи перед делегатами советской Грузии. Но в конце концов не нам заботиться о человеческом достоинстве Молотова. У нас есть другие заботы.
На курсах пропагандистов в Кременчуге, по инициативе пропагандиста Потеляко, провели дискуссию "о возможности построения коммунизма в отдельной стране", причем Потеляко "отстаивал троцкистские установки". Несмотря на протесты отдельных коммунистов (очевидно, самого корреспондента "Правды"), "Потеляко оставался на работе -- продолжал читать свои лекции".
Зато после корреспонденции в "Правде" Потеляко, надо думать, не только отстранен от лекций, но и подвергнут всем необходимым внушениям со стороны известного теоретика Ягоды.
Новоселецкий, получивший в украинском Коммунистическом Институте журналистики "звание лучшего газетчика", по прибытии на место новой работы, напечатал в редактируемой им газете "троцкистскую, контр-революционную статью", за что исключен из партии (и, конечно, арестован). Этот эпизод очень ярко свидетельствует о приливе оппозиционной дерзости. Отмечаем с удовольствием.
Объясняя необходимость бдительности по отношению к "троцкистам", "Правда" разрешилась ярким образом, который достоин воспроизведения: "классовый враг в своей предсмертной агонии (бывает очевидно агония и не предсмертная) не сдается. Он идет на все козни, на все пакости, в особенности когда усыпляется бдительность по отношению к нему". Таким образом, классовый враг страшен не тогда, когда он в расцвете сил и с оружием в руках отстаивает свои привилегированные позиции, -- нет, он становится особенно опасен "в своей предсмертной агонии". Светлейший князь Потемкин сказал в аналогичном случае литератору Фонвизину: "умри, Денис, ты лучше не напишешь".
"Правда" от 30 декабря 1935 года с негодованием сообщала о том, что в югославских тюрьмах революционеры подвергаются пыткам. Она забыла прибавить, что югославские революционеры подвергаются пыткам и в тюрьмах Сталина.
Из беседы с советским сановником.
(Не из "Правды", но зато правда).
-- Почему вы все так бесстыдно льстите ему?
-- Что-ж поделаешь, если он это любит?
А.