Политические зигзаги аппарата не случайны. В них выражается приспособление бюрократии к противоположным классовым силам. Курс 1923 -- 1928 г.г., если оставить в стороне частные колебания, представлял собою полукапитуляцию бюрократии перед кулачеством -- внутри, перед мировой буржуазией и ее реформистской агентурой -- вовне. Почувствовав нарастающую враждебность пролетариата и увидев дно термидорианской пропасти, к самому краю которой они сползли, сталинцы отскочили влево. Резкость скачка соответствовала силе паники, вызванной в их рядах последствиями их собственной политики, вскрытыми критикой левой оппозиции. Курс 1928-31 годов, если опять-таки отвлечься от неизбежных колебаний и рецидивов, представляет собой попытку бюрократии приспособиться к пролетариату, не отказываясь, однако, ни от принципиальных основ своей политики, ни, главное, от своего всевластия.
Зигзаги сталинизма показывают, что бюрократия -- не класс, не самостоятельный исторический фактор, а служебная сила, исполнительный орган классов. Левый зигзаг свидетельствует, что, как далеко ни зашел предшествующий правый курс, он развертывался все же на фундаменте диктатуры пролетариата. Но бюрократия в то же время и не пассивный орган, который только преломляет внушения класса. Не имея той абсолютной самостоятельности, иллюзия которой живет во многих бюрократических черепах, правящий аппарат располагает, однако, очень большой относительной самостоятельностью. Бюрократия непосредственно владеет государственной властью, возвышается над классами, накладывает могучую печать на их развитие и, если сама не может стать базой государственной власти, то может своей политикой чрезвычайно облегчить переход власти из рук одного класса в руки другого.