Поражение КПРФ на парламентских выборах послужило причиной острейших дискуссий в партии. Поговаривают даже о возможном расколе, который может оформиться на ближайшем съезде. Любой серьезный кризис открывает новые возможности и перспективы обновления. Сегодняшний кризис в КПРФ вполне может стать катализатором появления в ней настоящего и последовательного левого крыла.
О положении в КПРФ и возможных перспективах развития ситуации в ней, наш корреспондент беседовал с Ильей Пономаревым, бывшим до недавнего времени руководителем Информационно-технологического центра КПРФ.
— Илья, Вы достаточно известны в левых кругах, как человек, который пытался придать КПРФ новый имидж. Как Вы оцениваете свою деятельность в этом направлении, что удалось, а что нет?
— Буквально два дня назад мы подводили итоги нашей полуторалетней деятельности с руководством партии. Я повторю сказанное тогда — считаю нашу деятельность весьма успешной. Мы изменили отношение к КПРФ в существенно большей степени, чем можно было бы ожидать в самом начале; тем более что действовать приходилось в очень сложной обстановке и в ситуации крайне стесненных финансов. Изменений было, действительно, очень много. Возникла группа журналистов, которая теперь с нами очень плотно работает, и, что важно, не за деньги, а за совесть. К нам в организацию пришло большое количество новых людей. Удалось консолидировать молодежь, которая разбросана по разным региональным парторганизациям, и которая зачастую безуспешно боролась в своих структурах за возможность иметь и отстаивать свою точку зрения. Теперь они понимают, что у них есть единомышленники — как в других регионах, так и в ЦК. Достаточно много изменений можно было заметить, глядя на лицо партии в интернете. И результаты не замедлили себя показать — в условиях стремительного падения рейтинга КПРФ в «офф-лайне», сетевые опросы показали не только существенный рост сторонников левых идей за последний год. Что гораздо важнее, они показали, что в КПРФ пошла молодежь, и что большое количество пользователей интернет младшей возрастной группы — меньше 24 лет — выбрали именно КПРФ. По этому показателю мы уступили только ЛДПР, опередив даже СПС. В отличие, кстати, от блока «Родина» — у него в интернете преобладало старшее возрастное крыло, а молодежи практически вообще не было. Все это говорит о том, что определенный результат нашей деятельности есть.
— А как складывались отношения с руководством партии?
— К сожалению, я вынужден констатировать, что значительная часть нашей деятельности проходила в «безвоздушном пространстве». С одной стороны, мы всегда чувствовали, что Зюганов, Мельников, Куликов, Пешков, ряд других руководителей движения, одобряют и оберегают нас от «наездов». Но и существенных действий с их стороны, помимо правильных деклараций, для того, чтобы закрепить наши шаги, практически не было. Во всяком случае, заметных избирателю. И уж тем более, не было необходимых ресурсов. Я неоднократно приводил даже аналогию: наша структура — очень маленький и экономичный автомобиль в колонне мощных трейлеров партии, но совсем без горючего ездить все равно не получается! Поэтому, в значительной мере, мы существовали сами по себе, а партия — сама по себе.
— Вот Вы говорите, что Зюганов, Мельников помогали. А кто тогда мешал?
— Все их фамилии сейчас в печати. Это те люди, кто у нас больше всего критикуют Зюганова за недостаточное внимание к обновлению и омоложению. Что, конечно, чистая неправда. Вы понимаете, это та же проблема, что с Путиным — обе стороны апеллируют к одинаковым ценностям, только одни реально в этом направлении действуют, пусть и медленно и непоследовательно, а другие только спекулируют на правильных лозунгах.
— На днях был закрыт Информационно-технологический центр. Чем это вызвано? Связано ли это с конфликтом, который сейчас разворачивается в КПРФ?
— Это связано с двумя вещами. Формальная сторона заключается в том, что ИТЦ никогда не был официальным структурным подразделением ЦК. Это было временное образование, созданное во исполнение решения Июньского пленума 2002 года. Тогда приближались выборы и нужна была информационно-аналитическая структура, которая бы занималась изменением позиционирования партии и изучением того, что происходит вокруг. Поэтому после окончания кампании решение было ожидаемым и логичным. С другой стороны, непосредственно подобное действие было инициировано враждебной Зюганову группировкой без видимого повода. Думаю, что реальной причиной сделать это именно в конкретный момент была моя активная позиция по вопросу противодействия переизбранию Путина, и подтолкнули к этому вполне определенные люди со Старой площади. Что заставляет меня думать, что мы идем в правильном направлении, и я собираюсь делать это еще решительнее, в русле сделанных партией заявлений.
— То есть Вы собираетесь продолжить свою деятельность?
— Да, конечно. Просто это будет как-то по другому называться. Как обычно, нет худа без добра. Поражение на выборах подталкивает партию к модернизации, а упразднение статуса ИТЦ заставляет переключаться от работы аппаратной на работу публичную.
— И какие перспективы Вы видите в связи со всеми событиями, происходящими в КПРФ?
— Мне кажется, что проблемы сейчас не только у КПРФ. Есть проблема оппозиции в целом, причем не только левой оппозиции. Страна вернулась в состояние 89-го года. Есть одна суперпартия, только тогда она называлась КПСС, а сейчас — Единая Россия, и есть ЛДПСС, т.е. ЛДПР, которая и является по-настоящему «оппозицией его Императорского величества», как она, собственно, и была тогда задумана. Все остальные партии и движения сами себя доводят до атомизированного состояния. И это, на мой взгляд, в значительной степени, хорошо, потому что давно пора встряхнуть левый фланг. Надо пересмотреть отношения, которые в нем сложились, объединиться в единый кулак и двигаться вперед. Причем делать это не уже не сыгравшим свою роль красно-белым союзом, который придумал в свое время Проханов, а классической левой, в ленинском понимании этого слова, дееспособной политической силой.
— Какую роль должна сыграть в этом молодежь, в частности СКМ? Сможет ли она стать движущей силой модернизации КПРФ?
— А других движущих сил вообще нет. Я считаю, что двигать партию вперед больше просто некому. Группировки в КПРФ будут воевать бесконечно, ситуация патовая. Только молодежь может разрубить узел противоречий. Только она может выдвинуть новые идеи. И только она может по-новому взглянуть на вопросы управления партией. Сейчас нужны люди, которые свободны от советского опыта. В СССР было, конечно, много положительных моментов, но было и большое количество отрицательных. Сейчас опыт функционеров КПСС является, скорее, отрицательным, он не позволяет строить современную структуру. Поэтому я убежден, что либо КПРФ поймет наконец, каким образом эффективно использовать свою молодежь, либо я очень скептически смотрю на перспективы нашей партии в целом. Но я убежден, по моим разговорам с первыми лицами, что они это понимают, ищут такой путь и, думаю, до июньского съезда его найдут.
— А Молодежный левый фронт, который сейчас создается, выступит в качестве организационной формы, при помощи которой молодежь окажет влияние на происходящие процессы.
— Безусловно, да. Он для этого и делается. Мы хотим подать пример старшим товарищам, каким образом надо работать. Мы хотим обкатать формы взаимодействия между различными организациями. Мы с, одной стороны, не хотим ущемлять каждого участника этого процесса с его конкретными взглядами и пониманием марксизма. С другой стороны, надо заставить всех действовать на параллельных курсах, участвовать в одних и тех же акциях, бороться против общего врага, т.е. координировать свои действия. Я думаю, что мы этого достигнем.
— В этом Молодежном левом фронте, действительно, представлены организации с очень разными взглядами.
— Мой друг Борис Кагарлицкий как-то сказал, что для КПРФ любая определенность ее политической позиции, хоть сталинистская, хоть троцкистская, какая угодно, уже является колоссальным шагом вперед. Потому что добавляет определенности. Я не считаю, что в складывающейся структуре присутствует доминирование одной из точек зрения. С чем-то я не согласен, а есть вещи, с которыми я согласен на все сто. Главное, чему должны мы научиться — это толерантности. Когда была ленинская партия большевиков, то долгое время внутри нее была абсолютная свобода политической дискуссии. Это была очень живая партия, в которой существовали разные группы, которые постоянно бурлили и спорили между собой, что, однако, не мешало всем вместе двигаться в одном направлении.
— Вас иногда критикуют за несколько поверхностный характер действий, что вместо реформирования программы, Вы изменяете только внешний облик.
— Я не считаю себя великим партийным теоретиком, у каждого есть своя стезя. Придя в партию, я тем самым продекларировал согласие с ее программой. Я не думаю, что она принципиально ущербная — иначе можно было бы выбрать другую организацию. И моя задача и роль в движении мне видится в другом. Полагаю, что сегодня мы должны максимально использовать марксизм как метод познания и описания общественных отношений. Мы должны приложить этот инструмент к реальной политической и экономической ситуации в России на рубеже веков. Вот та теоретическая задача, в которой я вижу для себя направление работы. С другой стороны, есть достаточно неэффективно работающие организационные структуры партии, в которых надо много чего менять. Да и вопрос имиджа, облика КПРФ, текста и стиля программы — вопрос в значительной степени технологический, а не идеологический. У компартии и других левых организаций есть много хороших идей, но мы не умеем их донести до широких слоев общества, не умеем высказать наши взгляды тем языком, который сейчас воспринимается тем самым большинством, о котором мы так радеем. Люди часто поддерживают правильные вещи, но с нами их не связывают, а связывают с теми, кто ими бессовестно манипулирует в своих корыстных интересах — например, с действующим президентом. Решение этой проблемы — задача технологическая, а не идеологическая. Этим и занимаюсь.
— А что Вы думаете по поводу президентских выборов? Вы выступаете за бойкот?
— Да, я твердо стою на этой позиции. Считаю, что надо приложить все усилия, чтобы не допустить переизбрания Путина. Самый эффективный способ — это голосование ногами. Власть все равно фальсифицирует явку, чтобы записать победу. Но чем больше будет объем фальсификаций, тем менее легитимно все это будет выглядеть.
— Как же тогда добиться своих целей?
— Я не вижу возможности победить на выборах при существующем устройстве политической системы. Сейчас игра идет в одни ворота, чтобы выиграть выборы, надо заключить соглашение с действующей элитой — но тогда зачем идти во власть? Но при этом я считаю, что всем левым необходимо постоянно участвовать в местных выборах. Есть европейская практика, которая показывает, что именно на этом уровне можно многого добиться. В российских условиях видно, что пробиться в местные советы гораздо легче. Кроме того, мы таким образом переломим коммуникационный барьер, воздвигнутый вокруг движения. Это длительная кропотливая работа. Но я уверен, что на федеральном уровне надо максимальным образом использовать непарламентские методы борьбы.
— То есть нужна революция?
— Да, в современном понимании этого слова.
— А есть ли сейчас необходимые условия для нее?
— Появляются. Чем сильнее гнется палка, а Владимир Владимирович гнет ее достаточно сильно, тем больше шансов, что она, наконец, сломается.
— Напротив Вашего офиса находится здание МВД. Такое соседство не пугает?
— Да нет, напротив. Когда ГАИшники останавливают и спрашивают, где я работаю, говорю, что на Газетном переулке. Сразу отпускают и желают счастливого пути.