Март 1918 года. Тюрьма города Бреслау. Роза Люксембург пишет статью, посвященную Октябрьской Революции. Она обеспокоена за судьбу ростка свободы, пробивающегося на Востоке сквозь выжженную почву мировой войны. Среди прочих вопросов, привлекающих её внимание, одним из важнейших является крестьянский вопрос. Она пишет:
«Конечно, лозунг о немедленном, непосредственном захвате и разделе земли крестьянами был самой краткой, простой и удобной формулой, чтобы достигнуть двоякого: уничтожить крупное землевладение и немедленно привлечь крестьян на сторону революционного правительства. Как политическая мера для укрепления пролетарского социалистического правительства — это превосходная тактика. К сожалению, однако, у неё была и оборотная сторона, и эта оборотная сторона состояла в том, что непосредственный захват земель крестьянами ничего не имеет общего с социалистическим хозяйством».
Как альтернативу разделу земель Роза Люксембург предлагала национализацию крупных помещичьих хозяйств и подталкивание крестьян к переходу к социалистическому хозяйству через кооперативы. Роза Люксембург опасалась, что в новой ситуации: «врагом всякого социалистического обобществления сельского хозяйства выступает разросшаяся и сильная масса имущего крестьянства, которое будет защищать зубами и ногтями своё только что приобретенное имущество против всех социалистических покушений». Клара Цеткин, Роза Люксембург и Русская революция, М-Петероград, 1924, стр. 21-23.
К 1913 году русское крестьянство составляло 66,7% населения страны. (Боффа Д. История СССР, стр. 21) Условия жизни этих людей были крайне примитивны. Среди них господствовала неграмотность, из-за антисанитарии свирепствовали болезни. Обработка земли в большинстве случаев велась методами времен царя Гороха — деревянной сохой, использовались исключительно органические удобрения. Крестьяне в большинстве случаев почти не пересекались с миром за пределом своих деревень.
Правда, с конца 19 века всё больше и больше сельских тружеников уходило в город, и становились рабочими. Городская жизнь и современное производство дисциплинировало и меняло деревенских Ванек и Тишек, превращая их в сознательных пролетариев. Завод требует точности и дисциплины, грамотности и вежливости. На заводах царской России работали рабочие многих национальностей, что давало хороший урок пролетарского интернационализма (так, на заводах и приисках Баку вместе работали и боролись русские, немцы, персы, армяне, азербайджанцы, евреи, латыши, татары, лезгины и другие). Если ещё в конце 19 века рабочие в повседневной жизни сохраняли многие обычаи и привычки, имеющие деревенские корни, то в начале 20-века эти пережитки прошлого начинают исчезать в рабочей среде. Рабочие осознают себя отдельным классом и одно из их требований — отделить себя от крестьянского сословия. (Рабочие и интеллигенция России в эпоху реформ и революций, СПб, 1991)
Город и завод также весьма положительно влияли на настроения крестьян. Подавляющее большинство восстаний на селе в 1905 году было инициировано рабочими крестьянского происхождения, вернувшимися в родные деревни. Прекрасным примером тому является прославленная Гурийская республика в Грузии, где в условиях тотального крестьянского безземелья в одной сельской общине на 520 дворов на заработки уходили 322 человек, в другой с 473 — 300, в третьей с 350-266. Большая часть гурийцев работали в Баку. (Покровский М.Н. Русская История, Москва, 1932, стр. 454)
В октябре 1917 года под давлением жестокой действительности большевики были вынуждены разрешить, а точнее легитимизировать раздел земли крестьянством, начавшийся уже летом 1917 года. Вековая мечта русских крестьян сбылась — они получили землю. Но другим классам общества от этого легче не стало.
Самые мрачные прогнозы Розы Люксембург по поводу того, что крестьяне, получив заветную землю, завалятся на печку и не ударят палец о палец во имя советской республики, не оправдались. Этому немало способствовала тупость белых, с энтузиазмом восстанавливавших помещичью собственность на селе. Впрочем, нельзя сказать, что крестьяне воевали на стороне красных с большим энтузиазмом. Во время наступления Деникина на Москву в 1919 году крестьянские полки, воевавшие с обеих сторон, просто разбежались, а решающее сражение разразилось между казаками и офицерами с одной стороны и красными эстонскими и латышскими полками при поддержке красных украинских казаков с другой. Но, повторяю ещё раз, в конечном итоге симпатии крестьянства клонились на сторону красных. Декрет о земле действительно оказался гениальным тактическим ходом Ленина и Троцкого.
Но дальше начались сложности. Попытки создать на селе социалистические хозяйства в 1918-1920 годах потерпели неудачу. По мере ослабления белой угрозы вновь обострялись существовавшие противоречия между крестьянством и Советской Властью.
В большинстве случаев крестьянские антибольшевистские выступления проходили под лозунгом «Советы без коммунистов». Восставшие требовали также восстановления свободной торговли и отмены военного коммунизма. Нередко выступления крестьян принимали националистические формы (как, например, восстание Махно на Украине проходившее под лозунгом борьбы с «москальскими угнетателями») или антисемитские (выступление крестьян-новобранцев в Кронштадте в 1921 году). Самые опасные восстания произошли на Украине и в Сибири — хуторских районах с зажиточным, кулацким крестьянским населением. Анархисты любят поговорить об общинных и коммунальных традициях русского крестьянства, намекая, что эти мятежи привели бы к установлению «нового» крестьянского порядка, не задумываясь, что как раз именно в мятежных губерниях общинные традиции были слабее всего. Ещё во время революции 1905 года Сибирь и Украина «прославились» массовым погромным движением.
Забавно, что эти мятежи поддерживали и поддерживают до сих пор многие ультралевые и анархисты, несмотря на то, что вышеприведенные лозунги крестьян очень трудно назвать революционными. Вытеснение из советов большевиков приводило к усилению не анархистов, а партий правого сектора — в Екатеринославле меньшевики с редким упорством стремились распустить советы и восстановить буржуазные институты власти. В Кронштадте ревком в конечном итоге был готов призвать на помощь иностранную интервенцию и монархистов.
С экономической точки зрения, режимы, устанавливаемые мятежниками, были предвестниками НЭПа. Провозглашалась «свободная торговля», которая вела к обогащению зажиточного крестьянства и ремесленников, обслуживавших деревню. Но сразу же на первый план выступали и проблемы, отправившие позднее советский НЭП в историческое небытие. Так, во владениях Махно довольно скоро начался кризис, вошедший позднее в историю под названием «ножницы». Произошел разрыв высоких цен на промышленную продукцию и низких цен на сельскохозяйственные продукты. Это проблему Махно решил сталинскими методами, но наоборот. Если Сталин приказал изымать сельхозпродукцию у крестьян, то Махно отказался платить рабочим за их продукцию поставив последних на грань голода.
Вообще, русские и украинские крестьяне, жившие почти натуральным хозяйством, если бы могли, вообще отказались бы от городов. Александр Чаянов даже написал роман «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии», где крестьяне уничтожают восставшие буржуазные города. Эта антиутопия действительно оказалась пророчеством, но не для России, а для Камбоджи, где крестьяне реализовали эти фантазии на практике. О подобных настроениях крестьян писал и Илья Эренбург в своей замечательной книге «Хулио Хуренито».
В 1921 году перед лицом поднимающейся крестьянской Вандеи большевики были вынуждены удовлетворить экономические требования крестьян, что привело к очень печальным последствиям. Как пишет венгерский историк Тамаш Краус, введение НЭПа де-факто означал конец антигосударственным планам большевиков. (Ещё одна насмешка над фантазиями наших оппонентов). Для регулирования рынка требовались сотни чиновников, следовательно, государственный бюрократический аппарат стал стремительно расти. (Подобное явление мы видели и в начале 90-х в России).
Пострадал и сельский пролетариат. Антибольшевистские историки, склонные отрицать его существование, утверждают, что после 1917 года он перестал существовать или играл незначительную роль. Между тем, в 1920 году на селе наёмным трудом добывали свой хлеб 816 тыс. человек. Советская власть пыталась организовать деревенскую бедноту и пролетариат в комитеты бедноты — комбеды. Одной из самых важных задач комбедов был контроль над распределением земель. Деревенская буржуазия стремилась захватить помещичьи земли и укрепить своё монопольное экономическое положение на селе. Комбеды должны были этому препятствовать. Во время крестьянских восстаний мятежники жестоко вырезали комбеды. Адвокаты повстанцев застенчиво пишут, что те были большевистскими прислужниками. Это так (хотя, что в этом плохого?), но вырезали их в интересах нарождающейся деревенской буржуазии.
20-е годы стали «золотым веком» богатого русского крестьянства. Политика Сталина-Бухарина соответствовала всем его ожиданиям. На практике воплотился даже лозунг «Советы без коммунистов». Большинство сельских советов были беспартийными, в деревнях коммунистов было очень мало. Крестьянский рай? Утопия? Не для всех.
Вот что писал крестьянин Смирнов 15 мая 1927 года в газету «Деревенская беднота». «Я пишу о том, как плохо приходится бедноте в деревнях, где кулацкое засилье, где кулацкие и зажиточные хозяйства превышают по количеству голосов, и прошу ответить, как бедняку выбираться из того тяжёлого положения. Всего в нашей общине 180 дес. земли. Но тут-то и беда, что почти вся земельная площадь находится в руках у кулаков. Сколько у меня на 12 человек, у них почти столько на одного. Посредством сгруппировки большой земельной площади в кулацких хозяйствах они эксплуатируют бедноту (малоземельных), которой, в силу своей необеспеченности землёй приходится работать и на кулаков, и это на десятом году после Октябрьской революции, когда земельная площадь должна быть распределена более равномерно».
На деревне росло классовое расслоение. В 1926 число батраков выросло до 2 миллионов 300 тысяч человек. 28.3% хозяйств РСФСР не имели рабочего скота. С другой стороны Виктор Серж описывал бывших красных партизан, ставших миллионерами за счёт процветавшего на юге животноводства.
К 1928 году и по политическим (рост политического веса кулачества) и по экономическим причинам (неэффективность мелкого крестьянского хозяйства) коллективизация стала неизбежной. Остальное известно. Авантюристически проведенная Сталиным коллективизация деревни привела к страшной катастрофе. Вместо того чтобы изолировать и уничтожить немногочисленное кулачество, Сталин приписал к нему и крестьян-середняков, так называемых «подкулачников». Результат — гражданская война, голод, кризис сельского хозяйства, 2.5 миллиона депортированных. (Некоторые либеральные критики утверждают, что капиталистическая модернизация деревни а-ля Столыпин прошла бы успешнее. Но вот статистика: В 1905 году на 100 душ населения приходилось 22 лошади, 35 голов крупного скота, 45 овец, 11 свиней. В 1914 году — 20, 29, 32 и 10 соответственно. Таким образом, и в результате столыпинских реформ деревня нищала. Но не разом, как при Сталине, а постепенно).
Даже после коллективизации начала 30-х крестьянское прошлое продолжало бить СССР в спину. В 1941-1944 годах на оккупированных немцами территориях де-факто шла гражданская война, когда часть крестьянства расфантазировалась, что немцы вернут им старые порядки. В течение долгих лет крестьянство служило резервуаром малограмотной и некомпетентной рабочей силы, жившей, как говорили раньше, «рабским обычаем». И, по-видимому, не случайно именно из деревни вышли могильщики СССР — кулацкий сынок Ельцин и Миша Горбачёв.
Впрочем, это всё дела минувших дней и как бы то ни было, крестьянство сегодня — это отмирающий класс, принадлежащий прошлому. В развитых странах крестьян и с огнём не сыщешь. В третьем мире крестьянство ещё существует и иногда выступает на стороне прогресса, иногда на стороне реакции, однако и там время этого класса отмерено на часах истории.