В кадетских речах об Азефе было много красивых мест, счастливых выражений и даже мыслей. Но никогда еще безнадежность кадетства не выступала с такой яркостью, как в этих дебатах. По мысли милюковской фракции, запрос должен был оказаться клином, вогнанным в тело третьедумского блока, и если не повалить министерство, то затруднить для октябристов роль правительственной партии. Оказалось наоборот. Повторилось то же, что и после прежних разоблачений. Все помои, весь мусор и дрянь, которыми история последних двух-трех лет облила и забросала царское самодержавие, не только не нанесли ущерба контр-революционному союзу, но, наоборот, еще теснее сплотили его цементом общего позора. -- Хлеб, украденный Гуркой у голодающих крестьян? Взятка губернатору? Братание царя с осужденными громилами? Икона, начиненная взяткой градоначальнику? Дома терпимости, как устои патриотизма? Волосы, поодиночке вырванные во время пыток? Что там еще? Нет ли чего посильнее? Экспроприации под командой полиции? Изнасилование старух казаками? Расстрелы без суда? Наконец, Азеф? Министры, убитые при содействии полицейских террористов?.. Давайте все сюда! Все пойдет в дело! Столыпин с Гучковым выводят здание новой России -- им нужен строительный материал!
"Почему -- вопрошал Маклаков октябристов и правительство -- в деле, где мы, как будто, исходим из одинаковой позиции, мы начинаем в конкретных случаях говорить на разных языках"? Почему? Недоумение "блестящего юриста" Маклакова разрешил аляповатый политик Милюков. Правительство хочет "победить революцию", но не может: отсюда его слабость. "Кадеты думали иначе: они надеялись приостановить революцию". Исходили, значит, из той же позиции, только метод предлагали другой. Что ж, имели успех? Увы! "Правительство, привыкшее опираться на силу, -- жаловался Милюков -- считалось с нами, когда видело в нас большую революционную силу. А когда увидело, что мы -- только конституционная партия, то в нас надобности уже не оказалось". Понимал ли Милюков, что говорил? Сознавал ли, какой убийственный итог подводит трехлетней истории своей партии? Она стала спиной к революции, спекулируя на доверие власти -- и это погубило ее. В тщету обратились усилия ее, весь позор ее унижений и предательств не дал ей ни крупицы власти. И роль ее собственного вождя превратилась в жестокую эпитафию на могиле ее "демократического" либерализма...