Непосвященным может показаться непонятным, почему клика Сталина выслала меня сперва заграницу, а затем пытается заграницей убить меня. Не проще ли было бы подвергнуть меня расстрелу в Москве, как многих других?
Об'яснение таково. В 1928 г., когда я был исключен из партии и выслан в Центральную Азию, не только о расстреле, но и об аресте невозможно было еще говорить: поколение, с которым я прошел через Октябрьскую революцию и гражданскую войну, было еще живо. Политбюро чувствовало себя под осадой со всех сторон. Из Центральной Азии я имел возможность поддерживать непрерывную связь с оппозицией, которая росла. В этих условиях Сталин, после колебаний в течение года, решил применить высылку заграницу, как меньшее зло. Его доводы были: изолированный от СССР, лишенный аппарата и материальных средств, Троцкий будет бессилен что-либо предпринять. Сталин рассчитывал, сверх того, что когда ему удастся окончательно очернить меня в глазах страны, он сможет без труда добиться от дружественного турецкого правительства моего возвращения в Москву для расправы. События показали, однако, что можно участвовать в политической жизни, не имея аппарата, ни материальных средств. При помощи молодых друзей я заложил основы Четвертого Интернационала, который медленно, но упорно развивается. Московские процессы 1936-37 г.г. были инсценированы для того, чтобы добиться моей высылки из Норвегии, т. е. фактической передачи в руки ГПУ. Но и это не удалось: я очутился в Мексике. Как мне сообщали, Сталин несколько раз признавал, что моя высылка заграницу была "величайшей ошибкой". Чтоб поправить ошибку, не оставалось ничего другого, кроме террористического акта.
За последние годы ГПУ истребило в СССР многие сотни моих друзей, включая членов моей семьи. Оно убило в Испании моего бывшего секретаря Эрвина Вольфа и ряд моих политических единомышленников, в Париже -- моего сына Льва Седова, за которым профессиональные убийцы Сталина охотились в течение двух лет. В Лозанне ГПУ убило Игнатия Райсса, перешедшего из рядов ГПУ на сторону Четвертого Интернационала. В Париже агенты Сталина убили другого моего бывшего секретаря, Рудольфа Клемента, труп которого был найден в Сене. Этот перечень можно продолжать без конца.
В Мексике была сделана в январе 1938 г. первая попытка покушения неизвестным лицом, которое явилось в мой дом с фальшивыми рекомендациями от одного политического деятеля. Именно после этого эпизода, встревожившего моих друзей, были приняты более серьезные меры охраны: дневное и ночное дежурство, система сигнализации и проч.
Со времени активного и поистине разбойничьего участия ГПУ в испанских событиях я получал не мало писем от своих друзей, главным образом из Нью-Иорка и Парижа, о тех агентах ГПУ, которые направлялись в Мексику из Франции и Соединенных Штатов. Имена и фотографии некоторых из этих господ были мною своевременно переданы мексиканской полиции. Наступление мировой войны еще более обострило положение, в виду моей непримиримой борьбы против внутренней и внешней политики Кремля. Мои заявления и статьи в мировой печати, -- по поводу расчленения Польши, нападения на Финляндию, слабости обезглавленной Сталиным Красной армии и пр. -- воспроизводились во всех странах мира в десятках миллионов экземпляров. Недовольство внутри СССР растет. Третий Интернационал в начале прошлой войны был несравненно слабее, чем Четвертый Интернационал ныне.
25-го августа 1939 г. перед разрывом франко-германских дипломатических отношений, французский посол Кулондр доносит французскому министру иностранных дел г. Бонне о своем драматическом разговоре с Адольфом Гитлером в 5 ч. 30 м. пополудни:
"Я действительно думаю, -- заметил я, -- что мы победим, но в то же время я боюсь, что в итоге войны будет только один действительный победитель: Троцкий". Перебив меня, канцлер воскликнул: "Почему же вы дали Польше карт бланш?" (Дипломатические документы, 1938-1939 г.г., стр. 260, документ N 242).
Два авторитетных представителя двух империализмов, демократического и фашистского, в критический момент, предшествовавший войне, пугают друг друга именем революционера, которого агенты ГПУ в течение ряда лет тщетно пытались очернить, как "агента империализма". Можно было привести и другие свидетельства того же типа. Но вряд ли в этом есть надобность. Гитлер и Кулондр являются, во всяком случае, более серьезными политическими экспертами, чем Давид Сикейрос и Ломбардо Толедано.
В качестве бывшего революционера, Сталин понимает, что ход войны должен дать могущественный толчок развитию Четвертого Интернационала, в том числе и в СССР. Вот почему Сталин дал своим агентам приказ: покончить со мной, как можно скорее.
Общие политические соображения говорят таким образом с несомненностью, что организация покушения 24-го мая могла исходить только от ГПУ. Нет, однако, недостатка и в дополнительных эмпирических доказательствах.
1. За последние недели перед покушением мексиканская пресса была полна слухов о сосредоточении агентов ГПУ в Мексике. Многое в этих сообщениях было ложно. Но ядро слухов было правильно.
2. Обращает на себя внимание исключительно высокая техника покушения. Убийство не удалось вследствие одной из тех случайностей, которые входят неизбежным элементом во всякую войну. Но подготовка и выполнение покушения поражают своей широтой, обдуманностью и тщательностью. Террористы прекрасно знают расположение дома и его внутреннюю жизнь. Они достают полицейское обмундирование, оружие, электрическую пилу, морские лестницы и пр. Они с полным успехом связывают внешнюю полицейскую охрану, парализуют внутреннюю стражу правильной стратегией огня, проникают в помещение жертвы, стреляют безнаказанно в течение трех-пяти минут, бросают зажигательные бомбы и покидают арену нападения без следов. Такое предприятие не под силу частной группе. Здесь видна традиция, школа, большие средства, широкий выбор исполнителей. Это работа ГПУ.
3. В строгом соответствии со всей системой ГПУ, забота о том, чтобы направить следствие на ложный след, включена была уже в самый план покушения. Связывая полицейских, покушавшиеся кричали: "да здравствует Альмазан"! Искусственный крик ночью, перед пятью полицейскими, из которых три спали, преследовал одновременно две цели: отвлечь, хоть на несколько дней или часов, внимание будущего следствия от ГПУ и его агентуры в Мексике и скомпрометировать сторонников одного из кандидатов в президенты. Убить одного противника и набросить тень на другого есть классический прием ГПУ, точнее, его вдохновителя Сталина.
4. Нападавшие имели с собой несколько зажигательных снарядов, два из которых они бросили в комнату внука. Участники покушения преследовали таким образом, не только убийство, но и поджег. Единственной целью их могло быть при этом уничтожение моих архивов. В этом заинтересован только Сталин, так как архивы имеют для меня исключительную ценность в борьбе против московской олигархии. При помощи своих архивов я разоблачил, в частности, московские судебные подлоги. Уже 7-го ноября 1936 г. ГПУ с огромным риском для себя, похитило в Париже часть моих архивов. Оно не забыло о них и в ночь 24-го мая. Зажигательные снаряды представляют собою, таким образом, нечто вроде визитной карточки Сталина.
5. Для преступлений ГПУ крайне характерно разделение труда между тайными убийцами и легальными "друзьями": уже во время подготовки покушения, наряду с подпольной работой конспирации, ведется открытая клеветническая кампания с целью скомпрометировать намеченную жертву. То же разделение труда продолжается и после совершения преступления: террористы скрываются; на открытой арене остаются их адвокаты, которые стараются направлять внимание полиции на ложный след.
6. Нельзя, наконец, не обратить внимания на отклики мировой печати: газеты всех направлений открыто или молчаливо исходят из того, что покушение есть дело рук ГПУ; только газеты, субсидируемые Кремлем и выполняющие его заказ, защищают противоположную версию. Это неопровержимая политическая улика!
7. Самым важным и самым убедительным доказательством того, что покушение организовано ГПУ, является, однако, тот факт, что все участники покушения являются либо членами компартии либо ее ближайшими "друзьями", причем наиболее ответственные из них занимали командные посты в тех частях испанской армии, которые состояли под прямым командованием ГПУ ("Пятый полк" и "Интернациональные бригады").