Поезд состоит из двадцати вагонов, из которых только один, мягкий, занят высшими чиновниками и крупными бюрократами. При каждом вагоне постоянный контролер и агент ГПУ. Кроме того еще семь служащих, которые расхаживают по поезду, и персонал, обслуживающий паровоз. Всего около 50 чиновников. Мне это показалось чудовищным. В любой стране достаточно самое большее десяти человек для обслуживания обыкновенного поезда.
Я попросил у контролера матрац, и получил грубый ответ, что матрацов нет. (А у него самого и у гепеура было по три матраца).
Но за день я успел подружиться с контролером. Я ему предложил несколько папирос. Мы разговорились, он понял, что я иностранец. Вечером я пригласил его выпить стакан пива. Он стал рассказывать мне о своей тяжелой работе, которой он очень недоволен, так как она плохо оплачивается. У него больная жена и трое детей. Номинально он зарабатывает 300 рублей в месяц, которые превращаются в 260 из за вычетов (обязательный заем, профессиональный союз и партийный взнос, налоги и т. д.). Он платит 30 рублей в месяц за комнату, и у него остается на расходы около 8 рублей в день. У него дома теперь, когда уже стало немного лучше, едят суп из капусты, селедку и чай. Вот примерные цены (на 1 кило): черный хлеб 1 рубль, морковь -- 30 копеек, картофель -- 30 коп., капуста -- 80 копеек, масло -- 20 рублей, селедка -- 6 рублей, чай, самый плохой, -- 3 рубля 50 коп. за 50 гр., сахар -- 6 рублей 50 копеек. У него не остается ни копейки ни на одежду, ни на развлечения. Приходится всяческими способами изворачиваться и устраиваться.
Он покупает на маленьких станциях продукты у крестьян и перепродает их в Москве. Крестьянам же он продает ситец, ботинки и калоши, купленные в Москве. Мне он за десятку дает матрац. "При этом, говорит он, мое положение считается уже "хорошим". Большинство железнодорожников, зарабатывает меньше, гораздо меньше. Но они тоже устраиваются. У нас, железнодорожников, самый популярный лозунг: "Кто не крадет, тот не ест". Теперь мы милитаризованы. Говорят, что на железных дорогах саботаж и нет дисциплины. А правда о том, что с машин и особенно с людей требуют гораздо больше того, что они могут дать. Люди голодны, обессилены, они бьются над вопросом как свести концы с концами. Вы понимаете, что они плохо работают, да и не имеют желания работать лучше... В сущности, делают то, что могут. Правда, по всякой малейшей причине приговаривают к расстрелу. Живешь в атмосфере, раскаленной террором. Но дело не пойдет, пока в Москве не вобьют себе самую простую вещь в голову: рабочему надо предоставить минимум удобств и надо иметь больше уважения к человеческому достоинству. Мы строители социализма?..". На этом измученном, усталом и грустном лице появляется, как гримаса, горькая улыбка. Он безнадежно машет рукой, как бы говоря: "бросим говорить глупости!".