В 1921 году найдены были перехваченные департаментом полиции два письма Троцкого к Чхеидзе, написанные в апреле 1913 года с чрезвычайно резкими выпадами против Ленина. Старые эмигранты прекрасно знали историю фракционных боев и выраставших из них мелких эпизодов. Для них все это относилось к давно прошедшим временам. Ленин, надо полагать, только усмехнулся, когда Сталин подсунул (вероятно, подсунул) ему это письмо. Ни малейшей тени на отношения Ленина и Троцкого оно не наложило и наложить не могло. Между эпизодическим письмом написанным в минуту обострения фракционной борьбы, и между 1921 годом, когда забытое автором письмо всплыло наружу, лежал 1917 год с октябрьским переворотом, дальнейшие три года гражданской войны против мира врагов и первый год совместного хозяйственного строительства. Ольминский, работавший в Институте истории партии, обратился к Троцкому с запросом о напечатании его письма к Чхеидзе. За этим вопросом, надо полагать, скрывалась попытка интриги, в которой Ольминский был скорее орудием, чем инициатором. Так как в дальнейшем Сталин сделал из письма Троцкого очень широкое употребление, пустив его в оборот без даты, как если бы письмо было написано в 1923 году, то можно с достаточным основанием предполагать, что и за запросом Ольминского стоял Сталин: этими делами он всегда занимался с особой любовью. Мы считаем полезным перепечатать здесь ответ Троцкого Ольминскому:
Дорогой Михаил Степанович. Простите, что запоздал с ответом. Эта неделя была у меня очень хлопотливой. Вы спрашиваете о печатании моих писем к Чхеидзе. Я не думаю, чтобы это было уместно. Время для истории еще не пришло. Письма писались под впечатлением минуты и ее потребностей, тон писем этому соответствовал. Нынешний читатель не поймет этого тона, не установит необходимых исторических поправок и только собьется с толку. Из-за границы должен получиться архив партии и заграничные марксистские издания. Там большое количество писем всех тех, кто участвовал в числе "драки". Неужели Вы собираетесь их сейчас печатать? Это создало бы совершенно излишние политические затруднения, ибо вряд-ли в партии есть два старых эмигранта, которые круто не обругали бы друг друга в переписке под влиянием идейной борьбы, минутного раздражения и пр. Писать к моим письмам пояснения? Но это значило бы рассказывать о том, в чем я тогда расходился с большевиками. В предисловии к своей брошюре "Итоги и перспективы" я об этом вкратце сказал. Повторять это по случайному поводу нахождения в делах Департамента полиции писем не вижу надобности. К этому надо прибавить, что ретроспекция фракционной борьбы и сейчас могла бы дать повод к полемике, ибо -- каюсь в этом чистосердечно -- я вовсе не считаю, чтоб в несогласиях своих с большевиками я был во всем неправ. Неправ я был -- и коренным образом -- в оценке меньшевистской фракции, переоценивая ее революционные возможности и надеясь на то, что удастся изолировать в ней и свести на нет правое крыло. Эта фундаментальная ошибка вытекала, однако, из того, что к обеим фракциям -- и большевистской и меньшевистской -- я подходил с точки зрения идей перманентной революции и диктатуры пролетариата, тогда как большевики и меньшевики стояли в тот период на точке зрения буржуазной революции и демократической республики. Я считал, что разногласия между обеими фракциями принципиально не так глубоки, и надеялся (надежду эту я высказывал не раз в письмах и докладах), что самый ход революции и завоевание власти рабочим классом сблизит борющиеся фракции, что отчасти и произошло в 1905 году. (Предисловие т. Ленина к статье Каутского о движущих силах русской революции и вся линия газеты "Начало").
Считаю, что моя оценка движущих сил революции была безусловно правильна, выводы же, какие я из нее делал в отношении обеих фракций, были безусловно неправильны. Только большевизм сосредоточил в своих рядах, благодаря своей непримиримой линии, действительно революционные элементы как старой интеллигенции, так и передового слоя рабочего класса. Только благодаря тому, что большевизму удалось создать эту революционно-сплоченную организацию, оказался возможным столь быстрый поворот от революционно-демократической позиции к революционно-социалистической. И сейчас я мог бы без труда разбить мои полемические статьи против меньшевиков и большевиков на две категории: одни, -- посвященные анализу внутренних сил революции, ее перспективам (теоретический польский орган Розы Люксембург, "Нойе Цайт"), и другие, -- посвященные оценке фракции русских социал-демократов, их борьбе и пр. Статьи первой категории я и сейчас мог бы дать без поправок, так как они вполне и целиком совпадают с позицией нашей партии, начиная с 17 года. Статьи второй категории явно ошибочны и переиздавать их не стоило бы. Два присланные письма относятся к статьям второй категории; опубликование их не своевременно. Предоставим кому-нибудь сделать это лет через десять, если тогда станут этим интересоваться. С коммунистическим приветом Л. Троцкий. 6 декабря 1921 года.