Над свежей могилой Котэ Цинцадзе
Нужны были совсем особые условия -- царизм, подполье, тюрьмы и ссылки,
долголетняя борьба против меньшевиков и главное, опыт трех революций, -- чтоб
воспитать таких борцов, как Котэ Цинцадзе. Его жизнь неразрывно сливалась
с историей революционного движения более, чем за четверть столетия. Он
прошел через все этапы пролетарского восстания -- от первых кружков
пропаганды до баррикад и захвата власти. Долгие годы он вел кропотливую
работу подпольного организатора, когда революционеры вязали петли, а полиция
распускала их. Он стоял затем во главе Закавказской Чрезвычайной комиссии,
т. е. в самом средоточии власти, в наиболее героический период пролетарской
диктатуры. Когда реакция против Октября изменила состав и характер партийного
аппарата и его политику, Котэ Цинцадзе одним из первых выступил на борьбу
против новых тенденций, враждебных духу большевизма. Первый конфликт
разыгрался во время болезни Ленина. Сталин и Орджоникидзе, при поддержке
Дзержинского, произвели переворот в Грузии, заменив ядро старых большевиков
чиновниками-карьеристами, типа Элиава, Орехалашвили и пр. Именно по этому
вопросу Ленин готовился дать аппаратной фракции Сталина непримиримый бой на
12-м с'езде партии. 6-го марта 1923 г. Ленин писал грузинской группе старых
большевиков, одним из вдохновителей которой был Котэ Цинцадзе: "Всей душой
слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина
и Дзержинского. Готовлю для вас записки и речь".
Дальнейший ход событий достаточно известен. Фракция
Сталина разгромила на Кавказе фракцию Ленина. Это была первая победа партийной
реакции, открывавшая вторую главу революции. Цинцадзе, больной туберкулезом, с
десятилетиями революционной работы за плечами, преследуемый аппаратом по пятам,
ни на минуту не покидает боевого поста. В 1928 г. его высылают в Бахчи-Сарай,
где ветры и пыль гибельно действуют на остатки его легких. Затем его переводят
в Алушту, где гнилая зима довершает разрушающую работу. Друзья пытались
устроить Котэ в Сухуме, в санатории Гульрипш, где Цинцадзе уже несколько раз
спасался во время наиболее тяжких обострений болезни. Орджоникидзе конечно
"обещал", -- Орджоникидзе многим и многое "обещал". Но тряпичность его натуры
(грубость не противоречит тряпичности), всегда делала его слепым орудием
в руках Сталина. В то время, когда Цинцадзе уже в буквальном смысле слова
боролся со смертью, Сталин боролся против попыток спасти старого борца:
пустить его в Гульрипш, на берег Черного моря? А вдруг он поправится? Между
Батумом и Константинополем может установиться связь. Нет, нельзя!
Смерть Цинцадзе свела со сцены одну из самых привлекательных фигур
старого большевизма. Этот борец, не раз подставлявший собственную грудь
и умевший карать врагов, был человеком исключительной мягкости в личных
отношениях. Добродушная насмешливость, чуть-чуть лукавый юмор сочетались
в этом закаленном террористе с нежностью, которую можно назвать почти
женственной. Тяжкая болезнь, не освобождавшая его из своих когтей ни на час,
не могла, не только сломить его нравственной стойкости, но и омрачить его
всегда жизнерадостное настроение и мягкое внимание к людям.
Котэ не был теоретиком. Но его ясная мысль, революционное чутье и огромный
политический опыт -- живой опыт трех революций -- вооружали его лучше,
серьезнее и надежнее, чем вооружает менее стойких формально воспринятая
доктрина. Как в Лире, по словам Шекспира, каждый вершок -- король, так в
Цинцадзе каждый вершок был революционер. Может быть ярче всего проявился
его характер за последние 8 лет -- непрерывной борьбы против надвигавшегося
и укреплявшегося господства безыдейной бюрократии.
Цинцадзе органически не мог вместить ничего, что похоже на отступничество,
капитулянтство или вероломство. Он понимал политическое значение блока с
Зиновьевым и Каменевым. Но морально он не переносил этой группы. Его письма
свидетельствуют о всей непосредственности его отвращения -- другого слова
нельзя тут найти, -- к тем оппозиционерам, которые, в погоне за формальной
принадлежностью к партии, обманывали партию, отказываясь от своих взглядов.
В N 11 русского "Бюллетеня" напечатано письмо Цинцадзе М. Окуджава:
прекрасный документ стойкости, ясности мысли и убежденности. Цинцадзе, как
сказано, не был теоретиком и охотно предоставлял другим формулировать задачи
революции, партии и оппозиции. Но каждый раз, когда ему слышалась фальшивая
нота, он брал в руки перо, и никакие "авторитеты" не могли остановить его
от выражения опасений или возражений. Об этом свидетельствует, в частности,
письмо его, написанное 2-го мая прошлаго года заграницу и напечатанное в
номере 12-13 Бюллетеня (стр. 27). Этот практик, организатор внимательнее и
надежнее охранял чистоту доктрины, чем многие теоретики.
В письмах Котэ, мы нередко встречаем такие фразы: "плохое "учреждение"
эти колебания". И еще: "беда с людьми, которые не умеют ждать". И
снова: "в одиночестве нестойкие люди невероятно легко подвергаются
всяким заразам". Настроения неколебимости проникают Цинцадзе насквозь и
поддерживают его слабеющую физическую энергию. Он и свою болезнь переживает,
как революционный поединок. По выражению одного из его писем, в борьбе
со смертью он разрешает вопрос: кто кого: "Пока перевес на моей стороне",
прибавляет он с никогда не покидавшим его оптимизмом, за несколько месяцев
до смерти.
Летом 28-го года, косвенно касаясь самого себя, т.е. своей болезни,
Котэ писал автору этих строк из Бахчи-Сарая: "... Многих и многих наших
товарищей и близких нам людей ожидает неблагодарная участь проститься
с жизнью где-нибудь в тюрьме или в ссылке, но все это в конечном итоге
будет обогащением революционной истории, на которой будут учиться новые
поколения. Пролетарская молодежь, ознакомившись с борьбой большевистской
оппозиции против оппортунистического крыла партии, поймет, на чьей стороне
правда"...
Эти простые и в то же время большие слова Цинцадзе мог написать только
в очень интимном письме к другу. Сейчас, когда автора
нет в живых, эти строки могут и должны быть опубликованы. Они резюмируют
жизнь и мораль революционера высокого закала. Они должны быть оглашены именно
для того, чтоб молодежь могла учиться не только на теоретических формулах,
но и на личном примере революционной стойкости.
Западные коммунистические партии еще не воспитали бойцов типа Цинцадзе. Это
главная их слабость, которая определяется историческими причинами, но
не перестает от этого быть слабостью. Левая оппозиция западных стран не
составляет в этом отношении исключения, -- и в этом надо себе отдать ясный
отчет. Именно оппозиционную молодежь пример Цинцадзе может и должен многому
и многому научить. Цинцадзе был живым отрицанием и осуждением всех и всяких
видов политического карьеризма, т. е. способности жертвовать принципами,
идеями, задачами целого во имя личных целей. Это вовсе не означает отрицания
законности революционного честолюбия. Нет, политическая амбиция есть важная
пружина борьбы. Но революционер начинается там, где личная амбиция полностью
и целиком поставлена на службу большой идее, свободно подчиняется ей и с
нею сливается. Флиртовать с идеями, фехтовать революционными формулами,
менять свою позицию по соображениям личной карьеры -- вот что Цинцадзе
безжалостно осудил своей жизнью и своей смертью. Амбиция Котэ была амбицией
непоколебимой революционной верности. Этому у него должна учиться пролетарская
молодежь.