ЧТО ТАКОЕ ЦЕНТРИЗМ?

В газете "Крик народа"*1, органе блока монаттистов с муниципальной кликой попистов*2, Шамбелан обратился с открытым письмом к "центристам" -- просвещенцам, руководителям левой унитарной оппозиции. Я не касаюсь этого письма, в котором если, что и интересно, так это полное отсутствие революционной идеи. Меня интересует только один пункт: Шамбелан называет коммунистов-просвещенцев "центристами". Мысль его -- я предполагаю, что здесь есть все-же мысль -- повидимому такова: на одном фланге стоят сторонники синдикальной автономии, т.-е. друзья Монатта вместе с "попистами", на другом -- сторонники бюрократического подчинения синдикатов партии, т.-е. официальное унитарное руководство, а посредине стоят коммунисты-оппозиционеры, которые недостаточно энергично борятся за "автономию" и не решаются порвать с коммунизмом. Это и есть "центристы", ибо они стоят в центре. А так как левая оппозиция выросла на борьбе с центризмом, то, уличая ее в таком противоречии, Шамбелан срывает первую победу до борьбы.

Для естественника нет ничего незначительного в мире природы. Для марксиста нет ничего незначительного в мире политики: легкомысленная классификация Шамбелана может помочь, точнее установить некоторые революционные понятия. Именно это мы и хотим сделать.

В корне ложно думать, будто понятие "центризма" определяется геометрически или топографически, как в парламентах. Политические понятия для марксиста определяются материальными, а не формальными признаками, т.-е. классовым содержанием идей и методов.

Все три основные тенденции в современном рабочем движении: реформизм, коммунизм и центризм, с необходимостью вытекают из об'ективного положения пролетариата в современном, империалистском режиме буржуазии.

Реформизм является течением, выросшим на почве привиллегированных верхов пролетариата и отражающим их интересы. Рабочая аристократия и бюрократия есть очень широкий и могущественный слой, особенно в некоторых странах, мелко-буржуазный, в большинстве, по условиям существования и по образу мыслей, но вынужденный приспособляться к пролетариату, на спине которого он поднялся. Верхушки этого слоя через бюрократический, парламентский аппарат буржуазии поднимаются до самых верхов власти и благосостояния. В лице какого-нибудь Томаса, Макдональда, Германа Мюллера, Поля Бонкура и пр. мы имеем консервативного крупного буржуа, отчасти еще с мелко-буржуазным складом мысли, чаще же -- с мелко-буржуазным лицемерием, рассчитанным на пролетарскую базу. Другими словами, мы имеем в одном социальном типе три классовых наслоения. Соотношение этих элементов таково: крупный буржуа командует мелким, а мелкий обманывает рабочего. Сидит ли крупный буржуа у себя в банке и в министерстве, допуская Томаса только с черного хода, или же буржуа приобщил самого Томаса к своему богатству и к своим идеям, это вопрос хоть и второстепенный, но далеко не безразличный. Империалистская стадия развития, обостряющая все противоречия, чаще всего заставляет буржуазию делать правящую кучку реформистов прямыми пайщиками своих трестов и своих правительственных комбинаций. Это обстоятельство выражает новую, несравненно более высокую степень зависимости реформизма от империалистской буржуазии и накладывает яркую печать на психологию и политику реформизма, делая его пригодным для прямого заведывания государственными делами буржуазии.

Про верхний слой реформистов меньше всего можно сказать, что им "нечего терять, кроме своих цепей". Наоборот, для всех этих премьеров, министров, бургомистров, депутатов, синдикальных заправил и воротил социалистический переворот означает экспроприацию их привиллегированного положения. Эти цепные собаки капитала охраняют не просто собственность вообще, но прежде всего свою собственность. Это бешенные враги освободительной революции пролетариата.

В противоположность реформизму мы под революционно-пролетарской (марксистской, коммунистической) политикой понимаем такую систему идей и методов борьбы, которая направлена на революционное низвержение буржуазного государства, путем предварительного об'единения пролетариата под знаменем его диктатуры и социалистического переустройства общества. Инициативу этой задачи может на себя взять только наиболее передовое, сознательное и самоотверженное меньшинство рабочего класса, которое, вокруг определенной, научно-обоснованной и точно-формулированной программы, постепенно, на основе опыта боев, завоевывает большинство пролетариата для социалистической революции. Различие между партией, которая создается путем идейного отбора, и классом, который автоматически формируется самим ходом производства, не может исчезнуть при капитализме, который обрекает эксплоатируемые массы на идейное прозябание. Только после победы пролетариата, при подлинном экономическом и культурном под'еме масс, т.-е. в процессе ликвидации самих классов, партия будет постепенно растворяться в трудящихся, пока совершенно не исчезнет вместе с государством. Говорить о пролетарской революции, отрицая роль коммунистического авангарда, могут только фразеры или самодовольные попы безнадежных сект.

Таковы два основных течения в мировом рабочем классе: социал-империализм с одной стороны, революционный коммунизм, с другой.

Между этими двумя полюсами расположено огромное число всяких переходных течений и группировок, которые непрерывно меняют свою фазу и всегда находятся в состоянии изменения, линяния, движения: либо от реформизма к коммунизму, либо от коммунизма к реформизму. Эти центристские течения не имеют и, по самой сути своей, не могут иметь определенной социальной базы. В то время, как реформизм выражает интересы привиллегированных верхов рабочего класса, а коммунизм становится знаменем самого пролетариата, освобождающегося от идейного влияния реформистских верхов, центризм выражает переходные процессы в пролетариате, колебания разных его слоев, трудности перехода на революционные позиции. Именно поэтому массовые центристские организации никогда не бывают устойчивы и долговечны.

Правда, в рабочем классе вырабатывается известный слой так сказать постоянных центристов, которые не хотят итти с реформизмом до конца, но и органически неспособны стать на революционную дорогу. Таким классическим типом честного рабочего центриста был во Франции старик Бурдерон. Более ярким и блестящим представителем того же типа является в Германии старик Ледебур. Но массы никогда долго не остаются в промежуточном состоянии: временно примкнув к центристам, они идут затем к коммунистам или возвращаются к реформистам, либо, наконец, временно впадают в индиферентизм. Так левое крыло французской социалистической партии превратилось в коммунистическую партию, покинув по дороге вождей-центристов. Так исчезла Независимая партия в Германии, передав своих сторонников коммунистам или вернув их социал-демократии. Так сошел со сцены "двух-с-половинный" Интернационал. Подобные же процессы мы наблюдаем и в синдикальной области: центристская "независимость" британских трэд-юнионов от Амстердама превратилась в момент всеобщей стачки в самую желтую амстердамскую политику измены.

Исчезновение перечисленных выше, в виде примера, организаций вовсе не значит, что центризм уже сказал свое последнее слово, как думают некоторые коммунистические бюрократы, сами идейно очень близкие к центризму. Определенные массовые организации или течения сошли на-нет, когда закончилась непосредственно после-военная полоса в рабочем движении Европы. Обострение нынешнего мирового кризиса и новая действительная радикализация масс неизбежно вызовут новые центристские тенденции внутри социал-демократии, внутри синдикатов, как и в неорганизованных массах. Не исключено, что эти центристские массовые потоки поднимут кого-нибудь из старых центристских вождей, но опять не надолго. Политики центризма в рабочем движении очень похожи на курицу, высиживающую утят, и затем укоризненно кудахчущую на берегу: не совестно ли детям уходить от честной "автономной" курицы и пускать вплавь по водам реформизма или коммунизма? Если Шамбелан оглянется вокруг себя, то он без труда найдет некоторое количество почтенных кур, которые как раз сейчас с усердием, достойным лучшего дела, высиживают яйца реформизма.

В прошлом именно рабочая бюрократия, где только могла и когда могла, прикрывалась пустым принципом "автономии", "независимости" и проч., охраняя таким путем свою собственную независимость от рабочих: ибо как может рабочий контролировать свою бюрократию, если она не стоит под определенным принципиальным знаменем? Немецкие и британские профессиональные союзы, как известно, долго провозглашали себя независимыми от каких бы то ни было партий; американские трэд-юнионы хвастаются этим и сегодня. Но указанная выше эволюция реформизма окончательно связавшая его с империализмом, затрудняет реформистам возможность пользоваться этикеткой автономии с прежней свободой. Тем старательнее хватаются за фикцию автономии центристы. Ведь их природа в том и состоит, что они охраняют "автономию" своей собственной нерешительности и половинчатости от реформизма, как и от коммунизма*3. Таким образом, идея автономии, которая была в истории мирового синдикального движения главным образом знаменем реформизма, стала сейчас знаменем центризма. Но какого центризма?

Выше уже сказано, что центризм всегда передвигается либо влево, к коммунизму, либо вправо, к реформизму.

Если Шамбелан оглянется на историю своей собственной группы, хотя бы с начала империалистской войны до сего дня, то он легко найдет подтверждение этим словам. В настоящее время "автономные" синдикалисты явно передвигаются слева направо, от коммунизма к реформизму. Они выбросили вон даже этикетку коммунизма. Это то и породнило их с попистами, которые проделывают ту же эволюцию, только более разнузданно. Центризм, передвигающийся влево и откалывающий массы от реформизма, выполняет в известном смысле прогрессивную функцию, что, конечно, нисколько не должно мешать нам и в этом случае непримиримо разоблачать половинчатость центризма, добы как можно скорее оставить прогрессивную курицу на берегу. Когда же центризм пытается оторвать рабочих от коммунистического знамени, чтобы под маскировкой автономности облегчить им неизбежную эволюцию к реформизму, тогда он выполняет не прогрессивную, а реакционную роль. Такова сейчас роль комитета борьбы за автономию.

"Но ведь это почти то же, что говорят сталинцы!" -- повторит Шамбелан слова своей статьи. Вряд ли стоит здесь останавливаться на вопросе о том, кто ведет более серьезную и более глубокую борьбу против ложной политики сталинцев: группа Шамбелана или международная левая коммунистическая оппозиция. Но направление нашей борьбы прямо противоположно направлению борьбы "автономистов", ибо мы тянем на путь марксизма, а Шамбелан и его друзья -- на путь реформизма. Разумеется, они делают это не сознательно, о нет! В избытке сознательности мы их не обвиняем. Да центризм и никогда вообще не ведет сознательной политики. Разве сознательная курица села бы на утиные яйца? Никогда!

Каким же образом -- слышу я теперь возражение -- считать одновременно центристами таких антиподов, как Шамбелан и Монмуссо? Это может показаться парадоксом лишь тому, кто не понимает парадоксальной природы центризма, который никогда не остается самим собою и даже почти никогда не узнает себя в зеркале, если ему подставить его к самому носу.

Центристы официального коммунизма проделывают в течение двух последних лет острый зигзаг справа налево. Монатт и его друзья -- слева направо. Руководители Коминтерна и Профинтерна бросились, очертя голову, догонять волну, которую они упустили. Испуганные их авантюристскими прыжками центристы типа Шамбелана торопятся повернуться спиною к новой волне, которая намечается на горизонте. В такие промежуточные периоды, между двумя прибоями, разброд поражает прежде всего лагерь центризма, порождая в нем несогласованные движения в самых различных направлениях. И тем не менее Шамбелан, -- или, чтобы быть ближе к делу, Монатт, -- и Монмуссо представляют две стороны одной и той же медали.

Я считаю необходимым напомнить, как нынешние руководители унитарных синдикатов и коммунистической партии смотрели на синдикальную проблему всего лишь шесть лет тому назад, когда они уже стояли во главе официальной партии и когда, к слову сказать, они уже начали свою борьбу против "троцкизма". В январе 1924 года, после памятного кровавого митинга в синдикальном доме, руководители Унитарной конфедерации, торопившиеся отречься не только от всякой ответственности за действия партии, но и от какой бы то ни было солидарности с ней, писали в торжественной "Декларации Всеобщей Унитарной Конфедерации Труда":

"...Столь же озабоченные организационной и административной автономией партий и сект, как они озабочены автономией конфедерации, ответственные учреждения В.У.К.Т. (C.G.T.U.) не имели основания обсуждать вопрос о митинге, который, под своей ответственностью, организовали сенская федерация коммунистической партии и организация молодежи...

"Каков бы ни был характер митингов или действий, предпринимаемых партиями, сектами и внешними группировками, исполнительная комиссия и конфедеральное бюро столь же мало намерены сегодня, как и вчера, уступать власть из своих рук в чьи бы то ни было. Они с'умеют сохранить контроль и руководство над конфедеральной деятельностью против всяческих внешних покушений...

"В.У.К.Т. не имеет ни права ни обязанности проявлять цензуру по отношению к внешним группировкам, их программам и их целям; она не может ни одну из них подвергнуть запрету, не нарушая этим своей необходимой нейтральности по отношению к различным партиям".

Таков этот, поистине, несравненный документ, который навсегда останется замечательным памятником коммунистической ясности и революционного мужества. Под документов мы читаем следующие подписи: Монмуссо, Семар, Ракамон, Дюдилье, Беррар.

Мне кажется, что левые французские коммунисты должны были бы не только перепечатать "Декларацию" полностью, но и придать ей ту популярность, которой она заслуживает. Никто не знает, какие неожиданности еще предстоят впереди!

За годы, прошедшие после подписания декларации, в которой Монмуссо, Семар и К-о об'являли о своей строжайшей нейтральности по отношению к коммунизму и другим "сектам", они совершили не мало оппортунистических подвигов. Они покорно проделали, в частности, политику англо-русского комитета, которая вся была построена на фикции автономии: партия Макдональда и Томаса -- это одно, -- поучал Сталин, -- а трэд-юнионы Томаса и Перселя -- это совсем, совсем другое. После того, как Томас, при помощи своего Перселя, оставил коммунистических центристов в дураках, последние испугались самих себя. Вчера еще Монмуссо хотел, чтоб синдикаты были равно независимы от всех и всяких партий и сект. Сегодня он хочет, чтоб синдикаты были простой тенью партии, превращая тем синдикаты в секты. Что такое нынешний Монмуссо или Монмуссо N 2? Это испугавшийся самого себя и вывернувшийся наизнанку Монмуссо N 1. Что такое Шамбелан? Это недавний коммунист, испугавшийся Монмуссо N 2 и бросившийся в об'ятия Монмуссо N 1. Разве не очевидно, что мы имеем здесь две разновидности одного и того же типа или две стадии одной и той же путаницы? Монмуссо пугает рабочих призраком Шамбелана. Шамбелан пугает рабочих призраком Монмуссо. А между тем, по существу дела, каждый из них смотрит в зеркало и грозит себе кулаком.

Вот как обстоит дело, если взглянуть на вопрос немножко серьезнее, чем это делает "Крик народа", в котором больше крика, чем народа. Коммунизм не есть одна из "партий или сект". Коммунизм есть об'единенный вокруг программы социалистической революции авангард рабочего класса. Такой организации во Франции еще нет. Имеются ее элементы, отчасти ее обломки. Кто говорит рабочим, что такая организация им не нужна, что пролетарита сам себе довлеет, что рабочий класс достаточно зрел, чтоб обойтись без руководства своего собственного авангарда, -- тот льстец, тот царедворец пролетариата, тот демагог, но не революционер. Преступно подслащивать действительность. Надо говорить рабочим правду и надо учить их ценить правду.

Шамбелан жестоко ошибается, если думает, что левые коммунисты стоят в "центре, между Монмуссо и им, Шамбеланом. Нет, они стоят над обоими. Позиция марксизма возвышается над всеми разновидностями центризма и над всеми этапами его шатаний. Только то течение в рабочем классе сможет действительно оплодотворить синдикаты и превратить их в массовые организации, с подлинно революционным руководством, которое продумает до конца и впитает в плоть и в кровь марксистское понимание взаимоотношения между классом и его революционным авангардом. В этом коренном вопросе нет места недомолвкам и уступкам. Здесь ясность нужна больше, чем где бы то ни было.

Л. Троцкий.

28-ое мая 1930 г.


*1 Еженедельник Комитета Синдикальной Независимости.

*2 P.O.P. -- parti ouvrier paysan, рабочая и крестьянская партия (или пописты).

*3 Во французском синдикальном движении 1906-1914 годов "независимость" означала разрыв с парламентарным оппортунизмом; именно поэтому революционный французский синдикализм был по существу партией, но не развившейся до конца и потому фактически сошедшей на нет еще до войны.


<<ЗАДАЧИ ИСПАНСКИХ КОММУНИСТОВ || Содержание || РУКОВОДСТВО КОМИНТЕРНА ОПЯТЬ УПУСТИЛО БЛАГОПРИЯТНЫЙ МОМЕНТ>>