И, во всяком случае, вторая часть Нищеты философии совсем не оставляет места для сомнения в том, что, в эпоху своей полемики c Прудоном, Маркс прекрасно понимал значение диалектического метода и умел хорошо пользоваться им. Победа Маркса над Прудоном в этом споре была победой человека, умевшего мыслить диалектически, над человеком, не сумевшим выяснить себе природу диалектики, но пытавшимся применить ее метод к анализу капиталистического общества. И та же вторая часть Нищеты философии показывает, что уже в то время диалектика, которая имела у Гегеля чисто идеалистический характер и которая сохранила таковой у Прудона, -- поскольку она вообще была усвоена им,-- была поставлена Марксом на материалистическую основу14.
Впоследствии, характеризуя свою материалистическую диалектику, Маркс писал: Для Гегеля логический процесс, превращающийся у него под именем Идеи в самостоятельного суб'екта, есть Демиург действительности, которая составляет только его внешнее проявление. Для меня же-как раз наоборот: идеальное есть переведенное и переработанное в человеческой голове материальное. Эта характеристика предполагает полное согласие с Фейербахом, во-первых, во взгляде на Гегелевскую идею, а во-вторых, на отношение мышления к бытию. Поставить на ноги Гегелевскую диалектику мог только человек, убежденный в правильности основного положения философии Фейербаха не мышление обусловливает бытие, а бытие-мышление.
Диалектику многие смешивают с учением о развитии, -- и она, в самом деле, есть такое учение. Но диалектика существенно отличается от вульгарной теории эволюции, которая целиком построена на том принципе, что ни природа, ни история не делают скачков, и что все измерения совершаются в мире лишь постепенно. Еще Гегель показал, что понятое таким образом учение о развитии смешно и несостоятельно.
Когда хотят понять возникновение или исчезновение чего-либо,говорит он в первом томе своей Логики,-- то воображают обыкновенно, что уясняют себе дело посредством представления о постепенности такого возникновения или уничтожения. Однако изменения бытия совершаются не только путем перехода одного количества в другое, но также путем перехода качественных различий в количественные, и наоборот, того перехода, который прерывает постепеннссть, ставя на место одного явления другое *37. И всякий раз, когда прерывается лостепеннссть -- происходит скачок. Гегель показывает далее целым рядом примеров, как часто имеют место скачки и в природе, и в истории, и обнаруживает смешную логическую ошибку, лежащую в основе вульгарной теории эволюции. В основе учения о постепенности,замечает он,-лежит представление о том, что возникающее уже существует в действительности и остается незаметным только вследствие своих малых размеров. Точно так же, говоря о постепенном уничтожении, воображают, будто небытие данного явления или то новое явление, которое должно занять его место, уже находится налицо, хотя пока еще и незаметно... Но таким образом устраняется всякое понятие о возникновении и уничтожении... Об'яснять возникновение или уничтожение постепенностью изменения-значит сводить все дело к скучной тавтологии и представлять себе возникающее или уничтожающееся в уже готовом виде (т.-е, уже возникшим или уже уничтожившимся. -- Г. П.) *38
Этот диалектический взгляд Гегеля на неизбежность скачков в процессе развития был полностью усвоен Марксом и Энгельсом. Энгельс подробно развивает его в своей полемике с Дюрингом, при чем он и его ставит на ноги, т.-е. на материалистический фундамент.
Так, он указывает, что переход одного вида энергии в другой не может совершиться иначе, как посредством скачка15. Так, он ищет в современной химии подтверждение диалектической теоремы о переходе количества в качество. Вообще права диалектического мышления подтверждаются у него диалектическими свойствами бытия. Бытие и здесь обусловливает собою мышление.
Не входя в более подробную характеристику материалистической диалектики (об ее отношении к тому, что можно назвать низшей логикой, в параллель с низшей математикой, см. в нашем предисловии к нашему переводу брошюры Людвиг Фейербах *39, мы напомним читателю, что в течение последнего двадцатилетия теория, видящая в процессе развития одни только постепенные изменения, стала терять под ногами почву даже в биологии, где она раньше пользовалась едва ли не всеобщим признанием. В этом отношении работам Армана Готье и Гуго де-Фриса суждено) повидимому, составить эпоху. Достаточно сказать, что созданная де-Фрисом теория мутаций представляет собою учение о скачкообразном развитии видов (см. его двухтомное сочинение. Die Mutations-Theone, Leipzig 1901-1903; его реферат: Die Mutationen und die Mutations-Penoden bei der Entstehung der Arten, Leipzig 1901, и его же лекции, читанные в Калифорнском университете и появившиеся в немецком переводе под названием Arten und Varietaten und ihre fintstehung durch die Mutation, Berlin 1906).
По мнению этого выдающегося натуралиста, слабою стороной Дарвиновой теории происхождения видов является именно та мысль, что это происхождение может быть об'яснено постепенными изменениями *40. Интересно также и очень метко то замечание де-Фриса, что господство теории постепенных изменений в учении о происхождении видов было неблагоприятно для экспериментального исследования относящихся сюда вопросов *41.
К этому полезно прибавить еще вот что. В современном естествознании довольно быстро распространяется, преимущественно между неоламаркистами, учение о так называемой одушевленности материи, т.-е. о том, что материи вообще, а особенно всякая организованная материя, обладает известной степенью чувствительности. Это учение, рассматриваемое некоторыми как прямая противоположность материализму (см. например, книгу Р. Г. Франсэ Der heutige Stand der Darwinschen Frage, Leipzig 1907), на самом деле представляет собою, будучи правильно понято, лишь перевод на язык новейшего естествознания материалистического учения Фейербаха об единстве бытия и мышления, об'екта и суб'екта *42. Можно с уверенностью утверждать, что усвоившие это учение Маркс и Энгельс отнеслись бы к указанному, пока еще, правда, очень плохо разработанному, направлению в естествознании с самым живым интересом.
Герцен справедливо говорит, что философия Гегеля, которую многие считали консервативной по преимуществу, есть настоящая алгебра революции *43. Но у Гегеля эта алгебра оставалась без всякого применения к жгучим вопросам практической жизни. Спекулятивный элемент, по необходимости, вносил в философию великого абсолютного идеалиста дух консерватизма. Совершенно другое видим мы в материалистической философии Маркса. Революционная алгебра выступает в ней во всей непреодолимой силе своего диалектического метода. Маркс говорит: В своем мистифицированном виде диалектика была немецкой модой, потому что она как-будто оправдывала существующий порядок вещей. В своем рациональном виде она неприятна буржуазии и ее теоретиках, потому что она, об'ясняя существующее, об'ясняет также и его отрицание, и его неизбежное уничтожение; потому что она рассматривает каждую данную форму в ходе движения, т.-е., стало быть, с преходящей стороны; потому что она не останавливается ни перед чем, будучи практической и революционной по существу.
Смотря на вопрос о материалистической диалектике с точки зрения истории русской литературы, можно сказать, что она впервые давала необходимый и достаточный метод для разрешения того вопроса о разумности всего действительного, над которым так мучительно бился наш гениальный Белинский *44]. Только диалектический метод Маркса, будучи приложен к изучению русской жизни, показал нам, что было в ней действительным и что только казалось таковым.