Есть у нас писатель, который до надоедливости упорно делает, вид, будто его нет. Старается выглядеть чисто виртуальным персонажем, этаким «матричным» агентом Смитом. Впрочем, «Матрица» тут ни при чем: агент Смит порожден братьями Вачевски сравнительно недавно, а стало быть, Виктор Пелевин — а я о нем говорю — может с полным на то основанием продолжать культивировать созданный им образ несуществующего человека, без лица, без индивидуальности, без собственных идей и чувств... Честь-то какая, а?
И ведь навязчивый саморекламой такого рода да еще более-менее бойким пером он сумел добиться громких титулов «идеолога поколения», «вершины современной литературы» и тому подобного. Что касается «идеолога», то к этому мы вернемся ниже. А вот для действительно хорошего писателя, даже не гения, умения быстро марать бумагу, право же, недостаточно. Что есть у Пелевина помимо легко читаемого стиля? Ничего. Но самое важное: это ничего он ухитрился превратить в главное свое достоинство.
В свое время Чехов поиронизировал над тогдашними декадентами: надо же, многие курсистки всерьез уверены, что не понимают всей их неимоверной глубины. А там и понимать-то нечего. Вдвойне справедлива такая оценка по отношению к Пелевину. На первый взгляд он весьма философичен и сложен, местами — вплоть до занудства. При более внимательном прочтении занудство никуда не пропадет, а вот от философичности не остается и тени. Мнимая пелевинская глубина есть на самом деле абсолютная пустота. Постичь его невозможно — потому, что ничего в ней постигать. Как сказал древний мудрец, из сосуда можно вылить только то, что есть внутри.
Пустота — вообще ключевое для Пелевина понятие. Он им прямо-таки одержим, вплоть до того, что в одном из романов ведет рассказ от имени человека, которого так и зовут — Пустота. Это, конечно, не случайно. Думаю, что определение, вынесенное в заголовок нашей статьи, вызвало бы у литератора только удовольствие.
И здесь мы вплотную приближаемся к идейной основе творчества Пелевина — если такое выражение вообще допустимо, потому как идей здесь никаких нет и появиться им неоткуда. То, что я имею в виду, давным-давно (лет сто назад) было предложено общественной мысли, а затем раскритиковано и отвергнуто под именем эмпириокритицизма: теории, проповедующей, будто окружающая действительность вовсе не такова, какой она нам кажется, а то и вообще не существует — и узнать о ней правду нет решительно никакой возможности. Такая вот позитивистская отрыжка старого недоброго солипсизма, родившееся, в изощренном до извращенности, интеллигентском умишке.
Во множестве своих книг Виктор Пелевин старательно убеждает своих читателей (да за звонкую монету) в том, что их, читателей-то на самом деле и нет, а есть не то виртуальная реальность, не то наркотические голлюцинации — какая, в сущности, разница! Только интеллигент, до заоблачных пределов занесшийся в представлении о собственной уникальности, способен преподносить подобный бред под соусом «оригинальнейшего откровения», да еще и снимать деньги с плодов собственного воспаленного воображения. Но вот заковыка. Значит, есть и те, кто ему эти самые деньги отдает. Почему же весьма значительное количество людей, вполне убежденных в реальности своего существования, охотно аплодируют Пелевину и восторгаются его убогими творениями? Почему именно теперь эти «творения» находят такой отклик в массовом сознании? Ответ не так уж и сложен.
В эпоху реакционного безвременья (такую, как мы сейчас переживаем) подавляющим большинством населения овладевают чувства отчаяния, апатии и безразличия. Общество (в особенности низшие классы) крайне атомизируется, распадается на мельчайшие составляющие — ограниченные и бессильные человеческие индивидуальности. От невыносимых условий существования они защищаются при помощи скептицизма и предельно эгоистических побуждений. До осознания возможности глобальных общественных перемен люди реакционной эпохи подняться не в состоянии, а главное -не верят в собственную способность изменить сей мир к лучшему. И в такой момент непременно является какой-нибудь Пелевин, узаконивающий то жалкое и убогое болото, в котором увязла Россия; возводящий в жизненный принцип брюзжание и тотальный стеб, обычный для молодежи с достаточными доходами и без единой мысли в голове. Не надо пытаться менять окружающую действительность, проповедует он, ее же не существует. Единственное, что ты можешь изменить в жизни — твое личное положение. Потому-то любой выход из круга искаженного восприятия в пелевинских романах — выход индивидуальный. Как же не вознести на трон такого занимательного и нетребовательного идеолога? Понятным становится и глупое фиглярство писателя по адресу великих революционеров прошлого: Ленина, Чапаева, Че Гевары... Но оно, пожалуй, и не важно уже для оценки Пелевина как автора и как человека. Ни на что иное проповедник абсолютной пустоты не способен — до такой степени чужды эти люди, настолько они больше его, что вечное постебывание становится для него единственным орудием самозащиты.
Интересно другое. Даже в самые глухие реакционные периоды, переживавшиеся Россией прежде, всегда находились славные одиночки, чьи имена по сей день знаменуют непреклонность таланта перед лицом тупого времени. Но до какого же вопиющего ничтожества скатилась вся теперешняя интеллигенция, если знаменем эпохи становится — кто? — Виктор Пелевин! Крепче высечь самих себя уже, кажется, невозможно, куда там унтер-офицерской вдове...