Премьера китайской версии 'Скотного двора' состоялась 15 ноября, ровно через восемь часов после оглашения нового состава Постоянного комитета ЦК КПК.
Свиньи бывают коммунистические, свиньи бывают капиталистические. Разные бывают свиньи. В Китае все свиньи социалистические, в последнее время все больше с китайской спецификой, то есть резвые, маленькие и черные. Порода такая, ничего личного — нас так в университете учили, в учебнике даже фотографии есть со свинофермы. На сцене Центрального театрального института в Пекине, где впервые в Китае поставили 'Скотный двор' Джорджа Оруэлла, свиньи были большими и розовыми. 'Конспирация...' — подумал журналист. 'Художественная необходимость', — сказал режиссер.
Огромный зал на 700 мест легко вместил всех желающих. Желающих было человек 200-250, в основном студенческая молодежь и иностранные журналисты. Актеры ходят в костюмах, похожих на детские плавательные круги, — помните, Сочи, пляж и маленькие девочки в надувных лебедях и утятах? Музыка по большей части клейзмерская, на родном идиш, в постановке танцевальных номеров чувствуется западная школа хореографии. Как ни странно, цензурных отступлений от текста нет, и пьеса смотрится как натуральная сценка времен культурной революции. Режиссер, тридцатилетний выпускник театрального института, говорит, что несколько историй того времени, которые он слышал от родителей, совпадают с Оруэллом вплоть до деталей.
В 19.00, в одно время с началом спектакля, по всем каналам транслируют Главные Вечерние Новости, в тот день полностью посвященные итогам XVI съезда. 'Под руководством Ху Цзиньтао коммунистическая партия и дальше будет работать на благо китайского народа...' — трагическим голосом говорит лучший диктор КНР, глядя преданным взором с голубого экрана. 'Под руководством Наполеона наша ферма станет давать еще больше зерна, яиц и молока...' — используя те же несгибаемые обороты официальной китайской политической риторики, примерно в то же время верещит со сцены хряк Визгун. 'Интересно...' — подумал журналист. 'Совпадение', — быстро сказал режиссер.
А между тем совпадение вышло весьма забавное. В начале ноября в Китае произошло вполне оруэлловское братание 'свиней и людей'. Капиталисты, выгнанные с китайского скотного двора в 1949 году, теперь сидят за одним столом с коммунистами. До смены названия и символики, правда, дело еще не дошло, но то, что 'четыре ноги — хорошо, а две ноги — лучше' стало ясно уже с середины 80-х. Постепенно все коммунистические заповеди дополнялись важными уточнениями — 'богатеть нельзя до неприличия', 'заниматься свободной любовью нельзя без презерватива', даже 'критиковать КПК нельзя публично'. То есть сначала все это свиньи опробовали на себе — Мао Цзэдун никогда не отличался скромностью в удовлетворении личных потребностей. А потом его опыт (вот она китайская специфика) постарались распространить на других домашних животных. Сторожевых псов, правда, на всякий случай далеко убрать тоже не решились.
А вот полностью на две ноги китайские коммунисты так толком и не встали. Зато приобрели определенный набор человеческих черт. У китайских бизнесменов в свою очередь уже давно стали инстинктивно расти пятачки и копытца. Кентавры и сфинксы 'с китайской спецификой', существа с головой свиньи и человеческим телом, как будто сошедшие с картин Босха, — вот кто скоро будет заполнять коридоры китайских правительственных зданий. А что же 'оставшиеся снаружи'? Они 'переводили взгляды от свиней к людям, от людей к свиньям, снова и снова всматривались в лица тех и других, но уже было невозможно определить, кто есть кто'. Так заканчивается роман Оруэлла и начинается новая страница китайской истории. — Товарищ, вы удивительно похожи на свинью. — Нет, это свинья на меня похожа, не мешайте работать.