Обстановка в мире меняется с молниеносной скоростью. За арабскими революциями следуют новые и новые события: движение «indignados» в Испании; волна забастовок и демонстраций в Греции, беспорядки в Великобритании, движение в Висконсине и «Захватим Уолл-Стрит» в США, свержение Каддафи; крах Папандреу и Берлускони — всё это симптомы современной эпохи.
Такие внезапные повороты показывают, что произошли фундаментальные изменения ситуации в целом. События начинают вторгаться в сознание всё более широких слоев населения. Правящий класс всё сильней раскалывается и дезориентируется глубиной кризиса, которого он не ожидал и не может одолеть.Неожиданно он понимает, что не способен контролировать общество старыми методами.
Нестабильность — основной элемент уравнения во всех сферах: экономической, финансовой, социальной и политической. Политические партии в кризисе. Правительства и лидеры возносятся и падают, не найдя выхода из тупика.
Самое главное: рабочий класс оправился от первого кризисного шока, и приходит в действие. Передовые элементы рабочих и молодежи начинают делать революционные выводы. Все эти симптомы означают, что мы вступаем в преддверие мировой революции. Она будет разворачиваться в течение многих лет, — возможно, десятилетий, — с приливами и отливами, наступлениями и отступлениями; эпоха войн, революций и контрреволюций. Это следствие того факта, что капитализм исчерпал свой потенциал и вступила в фазу упадка.
Общее наблюдение, однако, не исключает возможности определенных периодов восстановления. Даже в 1929-39 годах были циклические вариации, но общая тенденция будет идти в сторону всё более глубокого спада, перебиваемого краткими и эфемерными бумами. «Восстановление», за которым последовал спад 2008-9, указывает на эту тенденцию. Это самое слабое восстановление в истории — слабейшее с 1830 года, если верить буржуазным экономистам — и оно только мостит путь к еще более глубокому спаду.
Это отражает тот факт, что капиталистическая система зашла в тупик. Капитализм нагромождал противоречия в течение десятилетий. По сути, кризис означает бунт производительных сил против смирительной рубашки капиталистической системы. Основные барьеры, которые блокируют развитие цивилизации, — с одной стороны, частная собственность на средства производства, а с другой, национальное государство.
На известный срок это противоречие частично и временно разрешилось путем беспрецедентного расширения мировой торговли (»глобализации»). Впервые с 1917 года все уголки земного шара объединились в один огромный мировой рынок. И тем не менее, противоречия капитализма не исчезли, а напротив — воспроизвели себя в обширных и беспрецедентных масштабах. Сегодня пора платить по счетам.
«Глобализация» сейчас проявляет себя как глобальный кризис капитализма. Огромный производственный потенциал, созданный в мировом масштабе, не может быть использован. Этот кризис не имеет аналогов в истории. Масштаб его гораздо больше, чем у любого кризиса прошлого. Стратеги капитала, подобно мореплавателям древности, вступили в неизведанный океан без карты и компаса. В настоящее время в рядах буржуазии на международном уровне существует общий кризис доверия.
Буржуазия оттягивала черный день, используя механизмы, которые обычно используются для выхода из кризиса. Сейчас это невозможно. Банки не кредитуют, капиталисты не инвестируют, экономика в застое, а уровень безработицы растет, а это значит, что вялое восстановление после 2009 года в какой-то момент обратится в новый коллапс.
Кризис европейского капитализма отражается в колебаниях фондового рынка, что угрожает ростом процентных ставок по долгам одной страны за другой. Греция, Ирландия, Португалия, Испания и Италия одна за другой попали в западню рынка, вынужденные платить по ростовщическим процентам на непомерно раздувшийся национальный долг. Таким путем «рынки» превращают выплату долгов из затруднительной в невозможную.
Сейчас международные рейтинговые организации грозятся снизить оценки Франции и Германии, а по сути, всей еврозоны. Это своего рода смертельная зараза, поразившая все крупные страны ЕС. Постоянные потрясения на мировых рынках показывают нервозность буржуазии, порой граничащую с паникой. Они, подобно термометру, измеряют интенсивность лихорадки. Буржуазные экономисты стоят вокруг постели больного и покачивают головами, но не могут прописать подходящего лечения.
Паника, которая находит свое отражение в колебаниях фондовых бирж и рынков облигаций, быстро перекинулась с Европы на Америку. Меркель и другие тщетно выступают против безответственности рейтинговых агентств. Те отвечают, что они просто делают свою работу: точно отражают общую тревогу по поводу мировой экономики и недоверие к правящим политикам. Но таким образом они лишний раз подталкивают экономику к краю пропасти.
Ленин говорил, что для капитализма нет ничего невозможного. Пока его не свергнет рабочий класс, капитализм может выбраться даже из глубокого кризиса. В качестве общего положения, это, безусловно, верно. Но этот тезис ничего не говорит нам о конкретной ситуации, в которой мы сейчас находимся, или её вероятном исходе. Мы должны анализировать исторический момент конкретно, учитывая всё предшествующее.
Историю капитализма можно разделить на определенные периоды. Например, период до Первой мировой войны был эрой длительного экономического подъема, который продолжался вплоть до 1914 года. Это был Золотой век социал-демократии. Массовые партии Второго Интернационала сложились в условиях полной занятости и относительного роста уровня жизни для европейского рабочего класса. Это привело к националистическому и реформистскому перерождению социал-демократии, вскрывшемуся в 1914 году, когда она почти единодушно заняла сторону «своей» буржуазии во время войны.
После русской революции 1917 г. началась совершенно иная эпоха. Она стала периодом классовой борьбы, революций и контрреволюций, продолжавшихся вплоть до начала Второй мировой войны. Кризису, который начался с обвала на Уолл-стрит в 1929 году и вырос в Великую Депрессию, предшествовал период лихорадочных спекуляций, крайне схожий с бумом, который предшествовал сегодняшнему кризису.
Депрессии 30-х годов смогла положить конец лишь мировая война. В 1938 году Троцкий предположил, что война завершится новой революционной волной. В этом он был прав, но война закончилась совсем не так, как он ожидал. Военная победа СССР надолго упрочила сталинизм. Социал-демократы и сталинисты сумели заглушить революционный всплеск в Италии, Франции, Греции и других странах. Так возникли политические предпосылки для нового подъема капитализма — что Ленин и Троцкий считали теоретически возможным в 1920 году.
Причины бума 1948-74 гг. разъяснялись в предыдущих документах (см. работу Теда Гранта «Будет ли спад?», http://www.tedgrant.org/archive/grant/1960/slump.htm, 1960). Здесь достаточно отметить, что это был результат своеобразного стечения обстоятельств, которые невозможно повторить. Такая перспектива в наши дни исключена. Подъем капитализма затянулся почти на три десятка лет, и, как в период до Первой мировой войны, привел к дальнейшему вырождению социал-демократических и сталинских партий и союзов в Европе и других развитых капиталистических странах. Тем не менее, на то время пришлась крупнейшая всеобщая забастовка в истории Франции в 1968 году.
Эту идиллию прервал первый кризис с конца Второй мировой войны, который начался в 1973-4 гг. и совпал с волной революционного подъема: революции в Португалии, Испании и Греции, массовые забастовки в Великобритании, революционное брожение в Италии и революционное повстанчество в Латинской Америке — особенно в странах Южного конуса: Чили, Аргентине и Уругвае — и в остальных экс-колониальных странах. Рабочий класс Европы и других регионов в то время двигался в революционном направлении. Но предательство верхушки социал-демократов и сталинистов позволило капитализму уцелеть.
Затем, в 80-х годах настал черед, так сказать, мягкой реакции. Буржуазия пыталась отказаться от политики кейнсианства, что привело к взрыву инфляции и обострению классовой борьбы. Это был период Рейгана и Тэтчер, монетаристской экономики и контратак против рабочего класса.
Крах сталинистской системы подлил масла в огонь. Новые районы земного шара раскрылись для капиталистического рынка и инвесторов. Сотни миллионов дешевых рабочих рук, ранее недоступных для капиталистов, и рост потребительских рынков за счет Юго-Восточной Азии, Китая, бывшего СССР и Индии (которая также открыла свои рынки за счет уничтожения протекционистских барьеров) позволили избежать перерастания рецессии 1990 года в Депрессию, и на время подарили системе новую жизнь.
В 90-х и 2000-х годах буржуазия и ее идеологи пыжились как лягушка в басне Эзопа. Они поддались иллюзии, что «свободный рынок» способен решить все проблемы, если только предоставить его самому себе. Раньше буржуазия поклонялась государству как Богу милосердному, теперь они проклинали его как источник всего зла. Единственное, чего они требовали от государства — оставить их в покое.
Тенденция к огосударствлению («ползучее социалистическое общество») развернулась на 180 градусов. Национализацию сменила волна приватизаций. Экономисты обосновали новую тенденцию с помощью «гипотезы эффективного рынка», согласно которой рынкам свойственно внутреннее стремление к равновесию, при котором спрос и предложение автоматически уравновешивают друг друга, и потому кризисы перепроизводства невозможны. Это не новая идея, а всего лишь отрыжка закона Сэя, на который давно ответил Маркс. (См. «Теория прибавочной стоимости», Маркс 1861-3, глава XVII, «Теория накопления Рикардо и её критика».)
Кризис 2008/09 гг. стал поворотным моментом. Он единым махом подорвал все теории буржуазных экономистов. Вызванный им шок до сих пор отдается по всему миру. Это был финал длительного периода кажущейся финансовой стабильности и порядка. Он развеял иллюзию буржуазии, будто та обнаружила философский камень, который, наконец, завершит порочный круг подъемов и спадов.
На самом деле они открыли ничего нового. Колосс стоял на глиняных ногах: модель, основанная на массовом распространении жилищных спекуляций, вскормленном беспрецедентной кредитной экспансией и безраздельным господством финансового капитала. Паразитическая «сфера услуг» раздувалась за счет подлинной производственной деятельности. Биржи стали походить на казино, мир с восторгом предался азартным играм, и банкиры очертя голову бросились в веселый карнавал спекуляций.
В капитализме последнего времени расцвел чисто паразитический элемент. Это само по себе демонстрирует сенильный упадок капитализма: подавляющее господство финансового капитала и рост «услуг» за счет производящей промышленности, бурный рост кредитования и фиктивного капитала, и всякого рода мошенничества и разнузданная спекуляция на биржах и в крупных банках.
Спекулятивный элемент присутствует в любом капиталистическом буме, начиная с голландского «Тюльпанового бума» XVII века. Но сегодня его доля превосходит все, что мы видели в прошлом. Только торговля деривативами составляет 650 триллионов долларов и представляет собой массовую аферу. На капиталистов трудится целая армия людей, делающих деривативы как можно более запутанными, чтобы скрыть этот обман со стороны общественности. По идее, это должно повысить стабильность рынков, но на самом деле только усиливает дестабилизацию. Это сильно способствовало нынешнему обвалу, а оставшиеся долги еще сильней затрудняет выход из кризиса. В то же время наблюдается беспрецедентное развитие концентрации капитала.
Наша тенденция задолго предвидела грядущий крах. Однако он отодвинулся из-за факторов, описанных выше, и это возымело определенное влияние на наши перспективы. Но первое, о чем нужно спросить себя: с помощью каких средств удалось отсрочить спад, и каковы были последствия? Мы говорили об этом еще 12 лет назад (http://www.marxist.com/world-economy-perspectives141099.htm). Мы указывали, что буржуазия отсрочила кризис с помощью кредитных методов. Они понижали процентную ставку, расширяя кредит до неслыханной степени. То есть, они оттянули обвал, но лишь за счет неимоверного углубления грядущей пропасти.
Капиталисты всегда стараются обойти сегодняшние противоречия, откладывая неизбежный кризис в будущее, когда вся шаткая башня обвалится им на головы с удвоенной силой. Кредит имеет определенные границы и не может расширяться бесконечно. На определенном этапе машина начинает давать сбой. Все факторы, которые способствовали буму, превращаются в свою противоположность. Казавшаяся бесконечной восходящая спираль превращается в нисходящую, которая не поддается контролю.
Проблема, стоящая перед буржуазией, очевидна: они больше не могут использовать обычные инструменты для выхода из кризиса, поскольку они уже применили их во время бума. Процентные ставки близки к нулю в США и Европе, а в Японии они равняются нулю. Если учесть инфляцию, которая в США и Европе превышает процентную ставку, это значит, что в реальном выражении процент отрицательный. Куда еще уменьшить ставку, чтобы стимулировать рост? Как можно увеличить государственные расходы, когда правительства всех стран обременены колоссальными долгами?
Как потребители могут тратить больше, если им сначала нужно расплатиться по огромным долгам, оставшимся со времен бума? И что толку больше инвестировать в производство, когда капиталисты не видят рынков для сбыта своих товаров? По той же причине кредиторы не заинтересованы в расширении кредита. Не видя смысла вкладываться в производство товаров для насыщения рынка, буржуазия предпочитают зарабатывать деньги путем финансовых спекуляций.
По всему миру непрерывно перемещаются огромные суммы денег, с единственной целью: побольше заработать на валютных спекуляциях. Буржуи, словно стая голодных волков, преследующая оленей, выискивают самых слабых и больных. И сейчас у них есть богатый выбор. Эта спекулятивная деятельность усиливает всеобщую нестабильность, придавая кризису еще больше судорожный характер.
Если ты принимаешь рыночную экономику — приходится принимать и законы рынка, весьма схожие с законом джунглей. Принять капитализм, а потом жаловаться на его последствия — дело бесполезное. Реформисты (особенно левые) постоянно твердят о кейнсианской идее разрешения кризиса путем увеличения государственных расходов. Но уже сейчас есть огромный государственный долг, по которому надо платить. Вместо увеличения государственных расходов, все правительства сокращают расходы и увольняют работников госсектора, что всё сильней усугубляет кризис.
В отчаянии буржуазия хватается за каждую соломинку. В Америке и Британии они снова вернулись к идее «количественного смягчения», то есть — печатать больше денег. Это мало что не решит ни одну из проблем, но и усилит их в долгосрочной перспективе. Они могут еще сильней разъесть экономику, а это приведет к взрыву инфляции, готовя почву для еще более глубокой пропасти в будущем.
Безнадежную путаницу среди экономистов иллюстрирует причудливая картина: Джеффри Сакс, человек, который развязал неолиберализм в странах Восточной Европы, призывает к глобальной версии Нового Курса. Беда в том, что любой такой проект является анафемой для республиканского Конгресса США, который ревностно проводит противоположную политику.
Не сработает ни свободный рынок, ни кейнсианская политика стимулирования. Правительства и их экономические советники пребывают в отчаянии. На фискальное стимулирование нет денег, а политика жесткой экономии лишь подавляет спрос, еще сильней усугубляя рецессию.
Самое страшное, что новая рецессия спровоцирует всплеск протекционистских тенденций и конкурентной девальвации, как это произошло в 1930 году. Это окажет катастрофическое действие на мировую торговлю и поставит под вопрос саму глобализацию. Все, что было достигнуто за последние 30 лет, может пойти прахом и превратиться в свою противоположность.
Объявленные Национальным банком Швейцарии (в сентябре 2011 года) меры по снижению стоимости швейцарского франка — предупреждение, что дело идет к протекционистской политике и конкурентной девальвации. Именно это в 1929 году превратило обвал на Уолл-стрит в Великую депрессию 30-х. Нечто подобное может произойти снова.
В 1938 году Троцкий писал: «Капиталисты скользят к катастрофе с зажмуренными глазами». Сегодня нужно изменить лишь одно: они катятся к катастрофе, но глаза их распахнуты. Они видят, что происходит. Они видят, что творится с евро. В Америке они видят, как обстоит дело с бюджетным дефицитом. Но они не знают, что с этим поделать.
После обвала 2008 года власти бросили на спасение финансовой системы триллионы долларов, но всё впустую. Еврокомиссия постоянно понижает свой прогноз экономического роста Еврозоны, на данный момент фактически достигший нуля. Стагнация, однако, — это еще самый оптимистичный вариант. Теперь все указывает на новое и еще более резкое падение, чем в 2008-9.
Через несколько месяцев после спасения банков, буржуазия пыталась утешаться разговорами о восстановлении. Но, как видно, это самое жалкое восстановление в истории. Никаких «зеленых ростков» нет. На самом деле, мировая экономика еще не оправилась от обвала 2008 года, несмотря на триллионы долларов, закачанные в экономику. Столь отчаянными средствами удалось избежать немедленного повторения 1929 года, но такие панические меры ничего толком не решили. Напротив, они породили новые и неразрешимые противоречия.
Буржуазия избежала краха банков — но лишь ценой банкротства и краха целых государств. События в Исландии — предупреждение о том, что ждет одну страну за другой. Черная дыра частной финансовой системы превратилась в черную дыру для государственных финансов.
Теперь европейские политики хнычут, что греки фальсифицировали финансовые показатели, дабы скрыть истинное состояние своих финансов. «Если б мы знали это, мы никогда бы не пустили Грецию в еврозону», — жалуются они. Но анализировать данные заемщиков и выявлять ложь — работа банков. Обвинение против греков, таким образом, распространяется на банкиров. Как они могли не обнаружить греческий обман?
Ответ состоит в том, что они не хотели. Финансовые институты были вовлечены в спекулятивный рэкет и делали огромные прибыли на всем — от ипотечных закладных до государственных облигаций. В этой денежной оргии банкиры не особо интересовались оценкой качества конкретного кредита. Напротив, они потворствовали заемщикам, чтобы придать долгам более привлекательный облик.
Ипотечный кризис в США — та же история. Банки выдавали множество денег людям, которым не хватало средств на покупку собственного дома. По сути, они вынуждали людей покупать в кредит. Получившиеся долги, нарезанные и упакованные, продавались в спекулятивных целях. На таких спекуляциях сколачивались огромные состояния. Пока денежки капали, никто не беспокоился о финансах греческого правительства, или неплатежеспособных домовладельцев в штате Алабама, Мадриде или Дублине.
Не будет преувеличением сказать, что класс капиталистов в этот период полностью потерял голову. Как завзятый пропойца, буржуи опьянялись своим успехом. Они жили только сегодняшним днем, и к черту будущее! Как и многие выпивохи, они упустили из виду неприятную мелочь — что они пируют в кредит, а по счетам рано или поздно приходится платить. И, как большинство пропойц, в конце концов они проснулись с головной болью.
Но здесь аналогия заканчивается. Головная боль тут же досталась государству, а то милостиво передало её остальному обществу. Банкиры встали с постели, освеженные переливанием миллиардов государственных денег, тогда как остальному обществу пришлось платить по счетам.
Сейчас общество помаленьку врубается, что нашим так называемым демократическим обществом на самом деле правят неизбираемые советы директоров банков и крупных корпораций. Они тысячами нитей связаны с государством, а также с политической элитой, которая представляет их интересы. Осознание этого факта привело к отказу от старого комфортного мировоззрения и гибели гражданского консенсуса. Общество стремительно поляризуется. Это представляет колоссальную опасность для правящего класса.
Диалектически, все факторы, которые поднимали экономику, теперь тащат её вниз. Общество входит в мучительное пике, которому, кажется, нет конца. Рабочий класс Европы и США завоевал в борьбе то, что можно назвать условиями полуцивилизованного существования. Сохранение этих социальных завоеваний стала невыносимым для класса капиталистов. Капиталистическая система обанкротилась в самом буквальном смысле слова.
Кому платить по долгам? Экономисты не знают, как выйти из кризиса. Они согласны в одном — что рабочий класс и средний класс должны оплатить счет. Но если народ отступит на шаг — банкиры и капиталисты потребуют еще десять. Тут кроется истинный смысл атак, которые начались по всему миру.
Но отсюда следуют и определенные выводы. И английская, и французская революции начались с долговых кризисов. Оба государства были банкротами, и когда встал вопрос «Кому платить?» — дворянство отказалось. Такова была первопричина революции. Сегодня перед нами аналогичная ситуация. Рабочие не будут сидеть сложа руки, пока правящий класс систематически уничтожает все завоевания последнего полувека.
Греческие трудящиеся восстали против этих поползновений. Их примеру последуют рабочие Италии, Испании и каждой европейской страны. Обслуживание долга (проценты) является третьим по величине расходом испанского бюджета, после здравоохранения и пособия по безработице — 35 миллиардов долл. в год. Испанский кризис наиболее остро проявляется в проблеме безработицы. Почти 5 миллионов испанцев лишены работы: каждый пятый. На Юге безработных без малого 30 процентов. Половина молодежи не имеет работы. Именно отсюда выросло движение «indignados».
«Инфекция» стоит на повестке дня — не только в экономической, но и в политической плоскости. Выступления против сокращения расходов и роста налогов перекидываются с Мадрида на Афины, с Афин на Рим, с Рима на Лондон… В США движение «Occupy» распространялось как лесной пожар, выражая то же подспудное недовольство и разочарование. Готова почва для взрыва классовой борьбы во всем мире.
Еврозона переживает самый серьезный кризис за всю свою историю, ставящий большой знак вопроса над ее дальнейшем существованием. Как мы еще давно предсказывали, в серьезный кризис все национальные противоречия выходят на передний план. Что мы сегодня и видим: капризы в отношениях между Грецией, Францией, Германией и Италией. Евросоюз лицом к лицу столкнулся с судным днем.
Предполагалось, что ничего из этого не случится. По условиям Маастрихтского договора запрещались большой долг и дефицит бюджета. Но Маастрихт сегодня лишь тусклая тень воспоминаний. По идее, поскольку у всех членов зоны евро имеется одна валюта, один центральный банк и одна процентной ставка, все страны должны были иметь возможность брать в долг под одинаковый процент. Тем не менее, в 2010 году рынки начали проводить деление между более сильными экономками еврозоны — Германии и ее сателлитами (Австрия, Нидерланды и некоторые другие), и более слабыми, такими как Греция, Ирландия, Испания, Португалия и Италия. Теперь же в таком положении оказались даже сильные экономики: Франция, Австрия и Нидерланды. «Standard and Poor» предупредил, что у 15 из 17 членов еврозоны может быть понижен кредитный рейтинг, под вопросом даже Германия.
Все чаще и чаще, страны наказываются штрафными процентами на деньги, заимствованные на финансовых рынках. Увеличение расходов делает долговое бремя еще тяжелее и даже затрудняет выплаты. Поэтому тогда, когда рейтинговые агентства, такие как Moody’s понижают кредитный рейтинг стран, это предвещает беду. Доходность по итальянским гособлигациям выросла до почти до 7,5% перед падением правительства Берлускони.
Мы указывали еще до появления евро на то, что нельзя объединить страны, которые тянут одеяло в разные стороны. Сейчас некоторые буржуазные экономисты предупреждают о том, что из-за растущей напряженности, может рухнуть единая европейская валюта. Впервые поднят вопрос о распаде не только евро, но и самого ЕС, падение курса евро является выражением неразрешимых противоречий в Европейском Союзе.
Мы уже видим банкротства некоторых ведущих европейских банков, что еще больше способствует нагнетанию нервозности. В США банкротство MF Global, стало крупнейшим на Уолл-Стрит со времен краха LehmanBrothers в сентябре 2008 года.
В какой-то момент, это может вызвать эффект, как от банкротства австрийского банка Creditanstalt в мае 1931 года. Падение Creditanstalt, ранее считавшегося непотопляемым, вызвало эффект домино, прокатившегося по Европе и поднявшего волну паники, дошедшей до США. То же самое сегодня может произойти в ситуации с Грецией, но только финансовый кризис распространится от нее не только по Европе, но и по всему миру.
Кризис в Европе начался с Греции, и хотя он немного задержался в Германии, Австрии и Скандинавии, распространение продолжается. Рано или поздно все страны будут втянуты в водоворот.
Пытаясь успокоить рынки, Германия и Франция изначально настаивали на том, что Греция останется «интегральной» частью единой валюты. Но эти смелые заявления, хотя они и стабилизировали на время рынки, оставались лишь только словами и вскоре рассеялись на все четыре стороны. Греция вынуждена была объявить о частичной неплатежеспособности. Международные финансовые рынки, однако, фактически исходят из допущения о полной неплатежеспособности Греции.
В 2010 году Афины взяли заем, эквивалентный 10,5% ВВП страны, и он полностью пошел на общегосударственные расходы. Греция явно не сможет оплатить все свои долги, а режим жесткой экономии, на который вынудили ее пойти лидеры еврозоны, будет толкать страну еще глубже в болото рецессии, безработицы и нищеты. Даже если будет реализован последний план помощи, греческий дефицит все еще будет составлять 120 процентов от ВВП страны к 2020 году, в то время как народ будет продолжать страдать от падения уровня жизни.
В обмен на «помощь», греческое правительство выжимает последние капли крови из греческого народа, но при этом, Греция, в конечном счете, так и не сможет выплатить свои долги. Это первая проблема. А вторая — такие страны, как Финляндия, Словакия и Нидерланды, не хотят оказывать ей финансовую помощь. Более того, настроения в Германии все более склоняются к такому же решению.
То что Грецию вышвырнут из ЕС уже кажется почти неизбежным. Но такой исход будет иметь очень серьезные последствия, как для Греции, так и для всего ЕС.
Что еще можно ожидать от рабочего класса? Что еще они могли сделать? То что они не взяли власть, это не их вина, а так называемых лидеров. Руководство — вот все, что сдерживает рабочий класс. Если бы руководство Коммунистической партии Греции приняло ленинскую точку зрения, как в своей программе, так и в практической деятельности, вопрос о власти был бы уже давно поставлен. Во многом ситуация была более выгодной, чем это было в России в феврале 1917 года.
После первых всеобщих забастовок в Греции, лозунг о 24-часовой забастовке стал бессмысленным. Движение вышло за его рамки. Единственно правильным лозунгом должен был быть о бессрочной всеобщей забастовке. Но в этой ситуации встает вопрос о власти. Вы не можете играть с таким лозунгом. Он должен быть связан с развитием органов народной власти — комитетами действия или советами — связанными с профсоюзами.
Вполне возможно, что часть господствующего класса флиртовала с идеей о перевороте. Но после опыта хунты в 1960-х годах, греческие рабочие не приняли бы пассивно диктатуру. Такой шаг, несомненно, приведет к гражданской войне. И проблема в том, что буржуазия, в этом случае, не уверена в своей победе. Греческий рабочий класс намного сильнее, чем был тогда, его организации не разгромлены, не терпели серьезных поражений за последние десятилетия.
По этой причине, а не из-за какой-либо сентиментальной склонности к демократии, правящий класс будет пытаться достичь своих целей другими средствами, начиная с правительства «национального единства». В последующем, это закончится обострением классовой борьбы, резкой поляризации на правых и левых и рядом неустойчивых буржуазных правительств. Прежде чем дело разрешится революцией или контрреволюцией, маятник будет качаться влево и вправо. Прежде чем правящий класс обратиться к откровенной реакции, у рабочего класса будет еще много возможностей взять власть в свои руки.
Некоторые из левых выступают за выход из зоны евро, но они не ставят вопрос о Союзе Социалистических Штатов Европы. «Верните обратно драхму!» — вот их националистический крик. Но на практике, если Греция выйдет из Европейской валютной системы, то это будет автоматически означать и выход из ЕС. И это также оставит ее без торгового соглашения с Европой. Вообразить, будто ЕС будет сидеть сложа руки, в то время пока дешевые греческие продукты вторгаются на его рынки, значит мыслить утопически. Изолированная греческая экономика сразу же станет жертвой протекционистских мер, как указывает швейцарский банк UBS:
«Идея о том, что отделившееся государство, сразу же будет иметь преимущество за счет девальвации ННВ (новой национальной валюты) по отношению к евро, вряд ли будет осуществима в реальности. Вряд ли остальные зоны евро (на самом деле остальная часть Европейского Союза) будут смотреть на отделение со спокойным безразличием. В том случае, если ННВ упадет на 60% по отношению к евро, то весьма вероятно, что зона евро будет налагать 60%-ные пошлины на экспорт отделившейся страны. Европейская комиссия недвусмысленно намекнула на это, заявив, что для страны, покинувшей евро, будет компенсироваться какое-либо движение ННВ». Global Economic Perspectives, 6 сентября 2011 года, UBS.
UBS примерно оценила стоимость выхода из евро такой слабой страны, как например, Греция. Предполагается, что падение валюты любой из подобных стран по отношению к остальному евроблоку, составит 60%. Такое событие нельзя сравнивать с легкими колебаниями механизма валютных курсов в 1980-х и в ранние 1990-е годы. Вместо этого, вероятно, более уместно проводить параллели с экономическим коллапсом Аргентины десять лет назад.
«Массовые суверенные и корпоративные дефолты (отказы в выплатах по долговым обязательствам) будут создавать увеличение страховых премий за риск для капитала, при условии, что отечественная банковская система ни в коей мере не сможет обеспечить капитал. Если банковская система полностью парализована (такой прецедент нам дает Аргентина или американские банки в период развала денежно-кредитной система США в 1932-33 годах), то стоимость капитала, де-факто, возрастает бесконечно. В крайнем случае финансового паралича, капитал недоступен ни за какую цену» Global Economic Perspectives, 6 сентября 2011 года, UBS.
Швейцарский банк прогнозирует снижение объемов торговли на 50% и введение протекционистских тарифов, чтобы компенсировать обесценивание валюты выходящего государства. Также предполагаются убытки банков в 60%.
«Принимая во внимание все эти факторы, такой стране придется потратить от 9500 до 11500 евро на человека при выходе из еврозоны. Следует иметь ввиду, что рекапитализация банков не ограничится одномоментными расходами: увеличение премий за риск и застой в торговле будут переходить из года в год. Таким образом, начальные затраты составят 9500-11500 евро на человека, а в последующем — около 3000-4000 евро на человека каждый год»
При этом банк добавляет: «Это консервативные оценки. Экономические последствия гражданских беспорядков, распада выходящей страны и т. д. не включены в эти расходы».
Греческая революция, в свою очередь, должна быть связана с перспективами европейской революции. Но левые и, особенно, сталинисты заражены болезнью национализма. Они воображают, что проблемы страны могут быть решены путем ограничения капитализма и в границах Греции, вышедшей из ЕС. Это путь к катастрофе. На самом деле нет никакого будущего у греческого капитализма, ни внутри ЕС, ни вне его.
Восстановление драхмы не имеет смысла. Падение валюты подстегнет инфляцию, уничтожит сбережения и приведет к массовой безработице. Эта ситуация подобна то, что была в Германии 1923 года, и привела к уничтожению валюты и возникновению революционной ситуации.
Произошли бы штурмы банков, как в Аргентине десять лет назад, когда доведенные до отчаяния люди спали около банкоматов, чтобы успеть снять деньги, как только машины пополнялись. Перед тем как банки откажутся от выплат, компании и частные лица выгребут наличности как можно больше. Деньги уже вытекают из Греции, по большей части на Кипр, в Швейцарию и Лондон.
В случае Аргентины, дефолт по внешнему долгу в 93 миллиарда долларов, а это крупнейшее национальное банкротство в истории, закончился 60%-ным падением внутреннего потребления домовладений, уничтожением их активов и жесткой инфляцией. Все импортные товары, будь то BMW или мешок риса, стали недоступной роскошью.
Банки закроют свои двери. Полки в супермаркетах опустеют. Богатые набьют свои чемоданы долларами и направляться в ближайший аэропорт. Стефан Део из UBS пишет: «Если страна пошла на крайность и отказалась от евро, то центробежные силы будут стремиться разорвать страну на части… разрушение денежно-кредитной системы почти всегда сопровождается крайностями: гражданскими беспорядками или гражданской войной».
При национальном банкротстве кредитование останавливается и вместе с ним эконимическая жизнь. Неизбежны безработица и обнищание населения. В Аргентине уровень безработицы приблизился к 25%. К 2003 году к категории «крайней нищеты» относилось 26% населения, более 50% жили за чертой бедности. Рабочим удалось захватить обанкротившиеся предприятия и установить на них рабочий контроль. Также возникли местные собрания, которые взяли на себя распределение продовольствия и организацию здравоохранения.
Экономический коллапс в Аргентине создал революционную ситуацию, но не было революционной партии, способной развить ее. В 2001 году бунт охватил страну. Президент Фернандо де ла Руа бежал на вертолете с крыши своей резиденции Каса-Росада. Через несколько дней страна официально объявила дефолт. Если бы там существовало подлинно большевистское движение, оно могло бы взять власть. Множество «троцкистских» сект оказались совершенно не способны к действиям, возможность была упущена.
До этого момента, параллели между Афинами и Буэнос-Айрес достаточно очевидны. Греческий выход из евро будет столь же болезненным. Он повлечет серьезные политические последствия. Здесь аналогия прекращается. Как только революционный момент был упущен, правящий класс взял ситуацию в свои руки. Как только активы в Аргентине стали на 80% дешевле, иностранные покупатели вернулись. Аргентина пришла в норму после ужасов декабря 2001 года быстрее, чем ожидалось, благодаря девальвации песо.
Это привело к быстрому восстановлению экспорта страны и вскоре сильно качнулось сальдо торгового баланса. Темпы экономического роста выросли до 8,7-9,2 процентов, в период между 2003 и 2007 годами, а безработица упала. Можно подумать, что это обнадеживающий прецедент для Греции. Но сравнение вводит в заблуждение. Аргентинская экономика получила выгоду от мирового бума капитализма и растущего спроса на ее сельскохозяйственную продукцию (например, китайский спрос на сою). Но греческий дефолт будет протекать в совершенно других условиях: мировой экономический кризис, сокращение рынков, падение спроса и протекционизм.
Греческий капитализм ничего не выгадает от девальвации своей валюты, но будет переносить страшные последствия от импортируемой инфляции, враждебных протекционистских мер со стороны своих бывших партнеров по ЕС, краха банковской системы, отсутствия кредитов и инвестиций. Это будет означать новый и роковой поворот в нисходящую спираль экономического, социального и политического кризиса, беременного революционными возможностями.
После того как были стащены вниз Греция, Ирландия, Португалия и Испания, волки обратили свое внимание на Италию, которая имеет огромную гору долгов — примерно 120% внутреннего валового продукта страны. Это второй по величине уровень долга в ЕС после Греции. Кроме того, у Италии есть кредиты на сумму 335 миллиардов евро со сроком погашения в 2012 году — намного больше, чем у Греции, Ирландии и Португалии вместе взятых. Она вынуждена занимать сотни миллиардов, и каждый раз, когда она просит в долг, инвесторы по всему миру волнуются, будут ли они погашены, учитывая ее огромный государственный долг.
Это ставит под угрозу само существование еврозоны. Европейский центральный банк мог бы держать некоторое время Грецию на плаву (хотя и это очень сомнительно). Он сумел организовать спасение Ирландии и Португалии, хотя это ничего не решило. Но у ЕЦБ просто не хватит денег, чтобы выручить страну, размером с Испанию или Италию. Любая попытка сделать это, очень скоро исчерпает средства банка.
Высокопоставленные чиновники ЕС предупреждают, что кризис еврозоны может разрушить Европейский Союз. Лидеры Германии и Франции вынуждены были вливать больше денег в Грецию в попытке избежать дефолта, который вызвал бы хаос. Еврокомиссар по экономическим и финансовым вопросам, Олли Рен, сказал:
«Безотносительно к тому как вы смотрите на это, совершенно определенно, что дефолт и/или выход Греции из еврозоны приведет к серьезным экономическим, социальным и политическим издержкам, не только для самой Греции, но и для всех государств–членов ЕС, а также для наших глобальных партнеров.»
В начале греческого кризиса, буржуазия утешала себя, что только государства на окраине Европы оказались в беде. Но она начинает понимать, что одной только периферией не отделаться. Европейские фондовые рынки переживают новые и все более крутые падения. Идея о том, что вы можете изолироваться от Греции, или Британии, или Ирландии, является глупой иллюзией. Они все в одной лодке, и тот факт, что некоторые из них могут быть пассажирами первого класса, не спасает их, если лодка дает течь там, где сидят пассажиры второго класса.
Что все это значит для жителей Ирландии и Португалии? То, что все жертвы были напрасны. Рабочих и фермеров в Ирландии просят принести еще большие жертвы, чтобы расплатиться с ростовщиками. Но, как и в Греции, продолжающиеся атаки на уровень жизни, приведут только к подрыву экономики. Сегодня у Ирландии еще меньше возможностей оплатить долги, чем раньше.
Когда Греция обанкротится, ирландцы и португальцы спросят: «Почему мы должны платить?» Последствия греческого дефолта могут быть очень серьезными для остальной Европы. Он повлечет за собой цепную реакцию банковских крахов в других странах. Французские банки в большей степени завязаны на Грецию, но и немецкие — тоже. Австрийские банки завязаны на Италию и так далее. Результат будет иметь для Европы катастрофические последствия. И не только для Европы.
Рынки потеряли веру в европейские банки, угрожая спровоцировать банковский кризис не только в Испании и Италии, но также во Франции и Бельгии. Франко-бельгийский банк Dexia пришлось национализирован в октябре, чтобы предотвратить его крах. Это должно было способствовать «оздоровлению» банка. А еще июле 2011 он был на 12 месте из 90 по «стресс-тесту» European Banking Authority. Акции трех французских банков упали из-за озабоченности по поводу греческих долгов. Moody's понизило рейтинг Credit Agricole и Societe Generale, большой знак вопроса висит над BNP Paribas.
Французские банки особенно сильно завязаны на Грецию. Совокупный долг Франции составляет 1,6 триллионов евро (83% от ВВП). Несмотря на выплаты, государственный долг увеличивается на 7-8% в год. В 2011 году дефицит составил 150 миллиардов евро. Если так будет продолжаться, то это приведет к всеобщему краху во Франции, так же как и в Греции. Все это воодушевляет Саркози «делать все, чтобы спасти Грецию». Но такого рода «помощь», как нежные объятия колючей проволоки.
Проблема в том, что хотя все хотят сохранить евро, но никто, при этом, не желает лезть в свой карман. Европейские лидеры дошли до такого отчаяния, что стали умолять страны БРИКС — Бразилию, Россию, Индию, Китай и ЮАР — выделить деньги, чтобы помочь решить их проблемы.
Все эти разговоры привели в никуда. Саркози отправился в Китай, где ему вежливо. но твердо сказали, что КНР не готова помогать. Причина в том, что они не уверены, что получат свои деньги назад. В любом случае, они боятся, что их собственная экономика может замедлиться, и им самим потребуются деньги. Как известно, благотворительность начинается с себя.
Канцлер Германии Ангела Меркель предупредила, что в еврозоне возможен «эффект домино», если проблемы не будут решаться совместно. «Первоочередная задача — избежать неконтролируемого банкротства, так как опасность что оно затронет не только Грецию, но и все остальные страны, или, по крайней мере, некоторые, очень велика» — сказала она. «Я твердо выражаю свою позицию в том, что мы должны сделать все, чтобы сохранить еврозону как единое политическое образование, потому что скоро мы можем получить эффект домино».
Это не пустые слова. Кризис распространяется быстро. Долг Италии составляет 120% от валового внутреннего продукта, и она находится на линии огня. Политика заимствований превзошла все страхи перед долгами. В сентябре 2011 года ставка по пятилетним облигациям римского правительства выросла с 4,93 до 5,6 процентов и вскоре взлетела до невообразимых 7,5 процентов. Если уровень доходности будет сохраняться выше этого уровня, то рынки уже нельзя будет остановить.
Италия является одной из семи ведущих промышленно развитых стран (G7) и третьей по величине экономикой еврозоны. Кризис в Италии может иметь разрушительные последствия для всей Европы. Поводом для неуверенности на рынках стала нестабильность в правительстве в Риме. Сильный скептицизм по поводу финансов страны привел к падению Берлускони.
Итальянский капитализм тащится позади своих основных конкурентов. Эта слабость была частично замаскирована бумом, но его безжалостно разоблачил глобальный экономический и финансовый кризис. С начала кризиса, Италия могла поддерживать рост только на уровне одного процента в год. В первом квартале 2011 года рост составил всего лишь десятую процента, что значительно ниже среднего по еврозоне 0,8 процентов, и без перспектив на восстановление. Инвесторы внезапно начали спрашивать, каким образом Рим собирается погашать все свои долги.
В этих условиях, Джорджо Наполитано, Президент Республики, обратился к оппозиции за «национальным консенсусом». И он сразу получил то, что хотел. Все три оппозиционные партии в парламенте обязались не становится на пути мер жесткой экономии. Но программа Берлускони была направлена не столько против боссов, сколько против рабочих. Итальянский парламент дал добро правительству Берлускони на 54,2 миллиардный пакет экономии, но сразу после этого начались демонстрации и всеобщая забастовка в начале сентября.
Правящий класс понял, таким образом, что Берлускони не сможет защитить их интересы и выступил против него. Президент республики Джорджо Наполитано попросил Берлускони уйти в отставку. Затем он назначил Марио Монти пожизненным сенатором и поставил перед ним задачу немедленно сформировать новое правительство. Это правительство из неизбранных, так называемых, «технократов»: банкиров, юристов и технических экспертов. Задача такого правительства — быстро ввести драконовские меры экономии. Изначально оно заручилось поддержкой всех основных политических группировок в итальянском парламенте, за исключением Лиги Севера.
Манера, в которой Монти навязали итальянцам как премьер-министра, говорит о серьезности кризиса. Европейская буржуазия управляет целыми странами, назначая туда банкиров и бюрократов ЕС (Пападимос в Греции был прежде президентом ЕЦБ), временно игнорируя тонкости буржуазной парламентской демократии.
Несмотря на бесконечные восхваления и общую радость по поводу ухода Берлускони, правительство Монти не пользуется серьезной поддержкой среди населения. Суть его экономических мер совершенно ясна для рабочих, и только позиция руководства ВИКТ помешала массовой мобилизации против урезания пенсий, пособий и против нападок на права трудящихся. Однако это недоверие, как свидетельствуют результаты местных выборов, потрясло существующие партии. Правоцентристы разлетелись вдребезги, и даже Демократическая партия дорого заплатила за свою поддержку «национального единства». Все это будет означать конец этого коалиционного правительства, которое создаст все условия для массовой социально-политической радикализации и поляризации в Италии.
В этих условиях у буржуазии не останется выбора, как передать отравленную чашу «левоцентристам», чтобы их экс-коммунистические лидеры допили мутный осадок. Лидеры «левых» в Италии ведут себя так же как и их аналоги в других странах. Стоит только правящему классу поманить мизинцем, как они бегут и спотыкаются, чтобы доказать, что они такие «ответственные государственники», на которых можно положиться, и занять высокие посты. Такое позорное поведение может убедить правящий класс, что «левым» можно смело поручить управление капитализмом, но рабочий класс будет платить высокую цену за такую «ответственность».
Экономисты неоднократно подчеркивали, что «Италия не Греция или Португалия» и «фундамент итальянской экономики не так уж и плох». Может быть это и правда, но это не успокоит рынки в их нынешнем состоянии нервозности. «Коррьере де ла Сера» призывает к спокойствию: «Это не должно волновать международных спекулянтов. Если мы будем вести себя серьезно, то нам нечего боятmся. К сожалению, до сих пор мы не были серьезны. За это и расплачиваемся».
Возникает вопрос: как именно итальянцы должны продемонстрировать свою «серьезность» на рынках? Ответ мы находим в Греции: только через колоссальное сокращение уровня жизни. Тогда сегодняшнее угрюмое согласие превратится в ярость. Сцены, которые мы наблюдаем в Греции, будут повторены и в Италии, несмотря на все усилия руководителей, избежать этого.
Двадцать лет назад, после распада СССР, у германского правящего класса были большие амбиции. Их идея состояла в том, что объединенная Германия сможет доминировать в Европе, достигнув такой экономической мощи, которой не смог добиться Гитлер военными средствами. За последние два десятилетия Франция была оттеснена на второй план, и в Европе сейчас правит бал Германия.
Эти же амбиции правящего класса и ударили ему же по лицу. Экономическая судьба Германии в настоящее время неразрывно связана с Европой, которая напоминает палату для неизлечимо больных. Идея сближения с Европейским Союзом привлекала ту часть правящего класса, которая все еще страдает манией величия. но последние 20 лет убеждают Германию, что амбиции могут дорого стоить. Это противоречие всплыло на недавних дебатах по поводу выпуска «Еврооблигаций».
Германия имеет меньше всего долгов из европейских стран. В последние десятилетия, немецкие капиталисты безжалостно выжимали рабочих. В 1997-2010 годах производительность труда в немецкой промышленности, в пересчете на час, выросла на 10%, в то время как зарплаты были сокращены примерно в той же степени. Конечная цель — сократить расходы на рабочую силу на 25%, относительно стран европейской периферии (PIIGS). Хотя немецкие рабочие и зарабатывают больше, чем большинство их коллег, но нормы эксплуатации у них выше. Это и есть секрет немецкой конкурентоспособности. Проблема в том, что произведенный товар нужно куда-нибудь продать.
В период бума Греция и остальная Европа покупали немецкие товары на немецкие кредиты. Это был потребительский и банковский бум. Немцы много зарабатывали и давали много денег взаймы. Но все это дошло до предела.
Сила Германии больше виртуальна, чем реальна. Судьба немецкой экономики зависит от того, что будет происходить в остальной части Европы. Если евро идет вниз, то это будет иметь разрушительное воздействие на Германию. Германия носит всю Европу на спине, но ее плечи слишком узки, чтобы вынести такую ношу. Немцы пытаются предотвратить греческий дефолт не из альтруизма, а чтобы спасти немецкие банки. Они надеются остановить распространение распада на другие страны. Греция должна немецким банкам 17 миллиардов евро, но есть еще и итальянский долг — 116 миллиардов.
Германия должна была поддержать Грецию. Другого выбора у нее просто не было. Тем не менее, Германия не может себе позволить спасать Испанию или Италию. В Германии постепенно понимают, что распространение экономического кризиса скоро потащит ее вниз. Они не смогли решить кризис в Греции огромными инъекциями денежных средств. И в Бундесбанке не хватает денег, чтобы списать долги Испании и Италии.
Вот почему Германия выступает против идеи «еврооблигаций», ведь именно ей придется платить по счетам. Эта ситуация потребует нового раунда переговоров по договору ЕС. А это может быть весьма болезненный процесс, не способствующий делу объединения Европы и обострящий все противоречия и трения между национальными государствами. Вместо создания единой Европы, он в действительности может ускорить распад ЕС.
Вот почему Штаты с нарастающим беспокойством наблюдают за ростом кризиса по ту сторону Атлантики. Они призывают европейцев привести свои дела в порядок, но с легкостью закрывают глаза на беспорядок у себя дома. Они страдают от «синдрома дефицита внимания», наряду с ростом рецессии, высоким уровнем безработицы и глубоким политическим кризисом.
Американцы отчаянно призывают Германию «сделать больше», чтобы вытащить Европу из кризиса. Немцы должны понизить налоги, они должны стимулировать экономику, они должны вливать больше денег в Грецию, они должны вести координированные фискальные стимулы в северной Европе. Немцы должны то, немцы должны это. Но с какой стати американцы указывают им, что делать?
Секретарь казначейства США Тимоти Гайтнер предупредил, что отказ ЕС от разрешения греческого кризиса представляет собой серьезную угрозу для мировой экономики. Вопреки обыкновению, Гайтнер принял участие в переговорах между министрами финансов Евросоюза и главами центробанков в Польше, где отчитывал чиновников как несмышленых школьников. Потом он сказал, что европейские государства «теперь понимают, что надо сделать больше» для разрешения кризиса.
Да, говорят европейцы, но кому за это платить? На этот вопрос возможен только один ответ: Франции и Германии, или вернее, Германии, которая является банкиром Европы в последней инстанции. Тех, кто говорил о «большом плане Маршалла» для Греции, теперь вежливо попросили открыть кошельки. Но легче сказать, чем сделать. Это сразу же поднимает политические вопросы, которые нелегко преодолеть.
Аналогия с «Планом Маршалла» 1948 года неуместна. После Второй мировой войны США спасли европейский капитализм серьезной инъекцией капиталов в рамках «Плана Маршалла». Но сегодня условия иные. В 1945 году Штаты хранили в Форт Нокс две трети мирового золота, и, следовательно, доллар был «так же хорош, как золото». Тогда США были крупнейшим кредитором в мире, а теперь они являются величайшим в мире должником. Отнюдь не спеша на помощь Европе, Обама умоляет европейцев самих разобраться в своих проблемах, иначе хрупкий экономический подъем США окажется в серьезной опасности.
Кроме того, во времена плана Маршалла, мировое капиталистическое хозяйство вступало в фазу подъема, который продлился почти три десятилетия. Ни один из этих факторов сейчас не существует. Германия является ведущей державой Европы, но и она не обладает теми почти неограниченными экономическими резервами, которыми располагали США в 1945 году. Хотя это мощная экономика, она не настолько сильна, чтобы выдержать вес накопленного дефицита Греции, Ирландии, Португалии, Испании, Италии и других.Самое главное: Европа и весь мир стоят не перед длительным подъемом, но, напротив, на пороге нового кризиса и длительного периода экономических трудностей и жесткой экономии.
Сами США, со своими 14,3 триллионами госдолга, вплотную приблизились к дефолту в августе 2011 года, когда администрация Обамы в последний момент ухитрилась поднять потолок долга. Кризис вызвал открытое и резкое размежевание между республиканцами и демократами, представляющими различные слои буржуазии.
До недавнего времени никто не вспоминал об огромных долгах США. Но всё изменилось, когда рейтинговое агентство «Standard and Poor's» в августе 2011 года объявило о снижении кредитного рейтинга США с высшего уровня «ААА» до уровня «АА+». Агентство «Moody's» заявило, что также может понизить кредитный рейтинг США, ссылаясь на возможность дефолта по американским долговым обязательствам.
Конгресс не впервые голосует за повышение долгового «потолка», давая правительству доступ к необходимым деньгам. С 2001 г. он 10 раз повышал лимиты долга США. Начиная с мая, федеральное правительство США фальсифицировало расходы и отчетность, а также использовало более высокие, чем ожидалось, налоговые поступления, чтобы продолжать работу. Шеф Федеральной резервной системы Бен Бернанке сказал, что дефолт способен повлечь «серьезный кризис». И это еще мягко сказано. Дефолт США — сценарий Армагеддона для мировых финансовых рынков.
Хотя обе буржуазные партии защищают интересы капиталистов, у них разные взгляды на то, как именно надо их защищать. Республиканская партия жаждет рубить и рубить. Обама готов согласиться с сокращениями, но хотел бы утешить рабочий класс за счет увеличения некоторых налогов на богатых. Но это табу для конгрессменов-республиканцев, на которых давят правые радикалы из «Tea Party», вообще не желающие слышать о налогах. В конце концов, им пришлось заключить соглашение по повышению потолка долга, как они уже делали ранее. Но поправка была так принята, что она не действует без сокращения расходов на 1 триллион долларов.
До сих пор доллар держался на плаву за счет того, что казался «тихой гаванью» для сбережений в годину глобальных финансовых бурь. Но если бюджетный дефицит сохранится, люди разуверятся в ценности доллара, а следовательно — от него начнут избавляться, и стоимость зеленой валюты резко упадет. Федеральная резервная система оценивает вероятность рецессии в США в 2012 году более чем на 50 на 50. По словам экономиста ФРС Тревиса Берге, «Благоразумие заставляет предположить, что хрупкое состояние американской экономики вряд ли с легкостью выдержит удар стихии с той стороны Атлантического океана. Европейский дефолт может легко столкнуть США обратно в рецессию». Именно по этой причине американцев так беспокоит Греция и будущее евро. До сих пор внимание финансовых рынков было сосредоточено на Европе. Но крах евро сразу же обратит их внимание на подлинную слабость доллара.
Экономический кризис с особой силой ударит по США, и возымеет там самые драматические последствия. Даже в период «оздоровления» экономики спрос на рабочую силу был крайне невелик. По сути дела, рабочих мест было даже меньше, чем надо, чтобы просто поспевать за ростом населения — не говоря уж о том, чтобы компенсировать более 8 миллионов, сокращенных в разгар кризиса. В третьем квартале 2011 года 1226 предприятий провели массовые сокращения, уволив в целом 184 493 работников. И это считается «улучшением» по сравнению с недавним прошлым.
Какой-никакой экономический рост происходит лишь за счет усиленной эксплуатации имеющихся трудовых ресурсов. Уровень как абсолютной, так и прибавочной стоимости за последнее время вырос. Иными словами, меньшему числу рабочих приходиться трудиться дольше и тяжелей, причем за меньшую плату. Это ведет к росту ВВП и прибылей. Но число рабочих мест не растет. Официальная безработица составляет 9%, а реальная цифра, скорее всего, в два раза выше. Миллионы людей не учитываются, так как они уже и не пытаются найти работу. На каждую вакансию приходится пять безработных американцев. Причем за вычетом тех, кто отказался от поиска работы. 14% американцев получают продовольственные талоны, а уровень бедности в США рекордно высок.
При этом в 2010 году прибыли 500 крупнейших компаний выросли на 81%. Эти компании и их дочерние предприятия заработали около 10,8 трлн. долларов — на 10,5% выше, чем в 2009 году. Это из общего ВВП в 14,7 трлн. долларов. То есть, эти 500 компаний создали 73,5% от общего ВВП США. Tак сосредоточены богатства в Америке. Всего в 10 лучших высших компаниях из 500 работают более 4 миллионов человек.
Всё это объясняет крах Обамы и демократов на промежуточных выборах. Недовольство растет, и его голос слышен всё громче. Массовые протесты в Висконсине показали: в США что-то меняется. Они были необычны, потому что, как правило, люди просто протестуют в течение дня, а затем расходятся по домам. Но вдохновленные египетскими событиями протесты обрели массовый характер, на улицы Мэдисона вышли десятки тысяч, при поддержке пожарных и полицейских, многие из которых украсили одежду значками «Копы за рабочих».
Звучали лозунги «Бороться как египтяне!» и «От Каира до Мэдисона, рабочие, объединяйтесь!» В октябре 2010 года АФТ-КПП организовал марш рабочих на Вашингтон. Это была первая общенациональная демонстрация трудящихся с 1981 года. Профсоюзные лидеры хотели устроить из неё шествие в поддержку демократов, но не нашли отклика у рабочих.
Вслед за тем США потрясла серия демонстраций «против корпоративной жадности». Эти протесты, стихийно оформившиеся вокруг движения «Occupy Wall Street», серьезно встревожили буржуазию. Газета «New York Times» от 8 октября 2011 г. посвятила событиям передовицу, которую стоит процитировать подробно:
«На данный момент протест говорит нам: неравенство доходов обессиливает средний класс, пополняет ряды бедняков и угрожает создать постоянный слой способных, решительных, но безработных людей. С одной стороны, протестующие, большинство из которых молоды, дают голос «поколению упущенных шансов»
Протесты, однако — нечто большее, чем восстание молодежи. Частные проблемы протестующих — лишь иллюстрация того, как плохо работает экономика для большинства американцев. Они совершенно правы, когда говорят, что финансовый сектор, подкупающий чиновников, жирел и разрастался на кредитном пузыре, который лопнул, а миллионам американцев пришлось платить за это своей работой, доходами, сбережениями и жильем. В тяжелые времена американцы также теряют веру в возрождение экономики.
Первое возмущение усугубляют антикризисные вливания в банковский сектор и предвыборные подачки кандидатам со стороны Уолл-стрит, — ядовитая смесь, которая подтверждает экономическую и политическую власть банков и банкиров, в то время как простые американцы страдают».
Неправда, что народ Америки реакционен от природы. Не забудьте, в Библии сказано: «И первые станут последними, а последние станут первыми». Это чистая диалектика! Именно потому, что американские рабочие были политически более отсталые, чем европейские, они могут перепрыгнуть через их головы.
Телекомпания CNBC завывала, что протестующие «распустили по ветру свои уродские флаги» и «равняются на Ленина». К сожалению, это утверждение немного преждевременно. Протестующие — по крайней мере, большинство — еще не равняются на Ленина. Но они учатся на опыте. И полицейская дубинка может более точно разъяснить им природу капиталистического государства, чем изучение «Государства и революции».
Да, у американских рабочих нет массовой партии — но их также не отягощает бремя реформистского руководства, сковывающего рабочих Европы и других стран. У них нет реформистских и сталинистских предубеждений европейских рабочих. Поэтому, стоит американским рабочим прийти в движение — их развитие будет стремительным.
Это уже видно по Occupy-движению. Жестокие полицейские репрессии в Окленде также показывают, насколько американский правящий класс боится революционного потенциала таких движений. Призыв ко всеобщей забастовке в ответ на полицейскую жестокость — крайне позитивный шаг в верном направлении, подтверждающий, что молодежь инстинктивно понимает необходимость связи с организованным рабочим движением. Впервые за 70 лет идея общегородской забастовки открыто обсуждается в рядах профсоюзного движения Соединенных Штатов.
Движение «Occupy» — на самом деле лишь верхушка громадного айсберга скрытого негодования. Поражение антипрофсоюзного закона на референдуме в штате Огайо в ноябре 2011 года лишний раз это подтверждает. Против закона проголосовал 61 процент, и это крупная победа организованного рабочего движения, вложившего немало сил в борьбу. Отсюда видно подлинное настроение американских рабочих.
Маркс и Энгельс впервые поставили вопрос о создании рабочей партии, чтобы отделить рабочих от партий буржуазии. Создание такой партии будет историческим событием в Соединенных Штатах. Даже при наличии реформистской программы, она станет магнитом, который сразу же притянет профсоюзных и неюонизированных рабочих, молодежь, негров, латиноамериканцев, женщин и безработных. В условиях социального кризиса, американская партия труда сможет резко сдвинуться влево, в направлении центризма.
После Висконсина и движения «Occupy», центр активности переместился на север от границы с Французской Канадой. В ответ на 75-процентный рост платы за обучение, квебекские студенты 14 февраля начали бессрочную забастовку. Это движение вылилось в самую большую и долгую студенческую забастовку в истории Канады: 170 000 бастовали постоянно и более 300 000 участвовали в той или иной форме. Оно также привело к крупнейшей демонстрации в истории Квебека (и Канады), на которую вышли 300 тысяч человек (при общей численности населения Квебека почти 8 млн.). В ответ правительство приняло закон о чрезвычайном положении, запрещающий собрания более 50 человек, и обложило штрафами массовые протесты и пикеты. Отсюда видно, что буржуазия, в этот период жесткой экономии, уважает демократические права только тогда, когда рабочие и молодежь не используют их для реальной борьбы. Если уж такое происходит в так называемой «цивилизованной» Канаде, то может произойти где угодно. Эта фантастическая мобилизация — нечто новое новое в новейшей истории Канады, но она является продолжением более широкой международной борьбы против мер жесткой экономии. Как видно из предыдущей борьбы, например, Франции 1968 года, студенты могут стать той искрой, которая воспламенит рабочее движение. Если движение желает победить — оно обязано вовлечь массы рабочего класса. Но чем бы ни закончилась борьба, она оставит заметный след и проложит путь для следующих схваток.
Реставрации капитализма в России породила катастрофический упадок экономики, сравнимый разве что с военным разгромом. Тем не менее, ни одна экономика не может вечно пребывать в состоянии коллапса. Кризис 1998 года означал резкую девальвацию рубля, что в конечном итоге способствовало сокращение импорта, росту экспорта и частичному восстановлению промышленности России. Ему поспособствовали бум мирового капитализма и высокий спрос на русскую нефть и газ.
Это была материальная основа для восстановления относительного и ненадежного равновесия. За последние десять лет президент Путин использовал высокие цены на нефть как фундамент для стабилизации своего режима, который сочетает в себе худшие стороны капитализма и самые гнусные черты старого режима: бюрократию, коррупцию, мошенничество и государственные репрессии.
Уровень жизни масс в этот период несколько вырос (хотя и не достиг уровня, который существовал в СССР). Улучшение в основном произошло за счет роста зарплат в госсекторе и пенсий. Тем не менее, кризис 2008 года показал, что экономика России не имеет прочной основы. Она сильно зависит от спроса на нефть и газ, и это делает её уязвимой к сильным колебаниям на мировом капиталистическом рынке.
Кроме того, народ России страдает от последствий коррупции, бандитского капитализма и всевластной бюрократии. В результате мы видим широкое движение оппозиции, которая в настоящий момент в основном отражает глубокое разочарование в Путине широких слоев мелкой буржуазии.
Не находя парламентского выражения, противоречия русского общества неизбежно проявляются в виде широкой социальной напряженности. Чем дольше Путин и его окружение пытаются удержаться у власти, тем более взрывными станут эти противоречия.
Уровень политизации в русском обществе неуклонно растет, и затрагивает все слои общества, особенно молодежь. Движение мелких буржуа, студентов и т.д., — зарница, предвещающая бурю. Решающим фактором станет пробуждение русского рабочего класса, которое уже начинается с забастовок в автомобильной отрасли.
Куда бы не смотрели капиталисты, они не видят выхода. Иллюзии, что их может спасти Азия быстро испарились. Они осознают тот факт, что зия, несмотря на свой колоссальный производственный потенциал, не может расти в условиях падения спроса и производства в Европе и США. Это ясно видно в случае Японии, которая из модели страны с растущей экономикой превратилась в страну пораженную долгосрочной стагнацией, высокой безработицей и расущими социальными противоречиями.
В 1990 году японские власти ввели ряд программ стимулирования, а также были вынуждены выкупить долги ряда банков, как, например, выкуп 500 млрд. долларов в 1998 году. Таким образом, страна, имевшая в 1991 году профицит бюджета, скатилась к дефициту в 4,3% в 1996 году, и к 10% в 1998 году. В 1995 году ее долг составил 90% ВВП. Сегодня он насчитывает 225% ВВП, а экономика серьезно пострадала от землетрясения, хотя и до того она уже замедлялась.
В 60-х среднегодовые темпы роста Японии составляли 10 процентов, в 70-х и 80-х — 5 процентов и, наконец, после кризиса 1997 года темп упал почти до нуля. В то же время общий уровень безработицы вырос с 1,5 процента (1960-75) до 2,5 процента (1975-90) и сейчас до 5 процентов. Однако для молодежи ситуация намного хуже. Безработица среди 15-24-летних подскочила до 10,5 процента в 2010 году.
На рынке труда Японии высока доля временных работников. Более 40 процентов рабочей силы страны в настоящее время работает неполный день. Многие трудятся по краткосрочным контрактам. Прошли времена работы на всю жизнь, которая является ключевым элементом социальной и политической стабильности.
Как следствие, люди делают политические выводы — в особенности, молодежь. Это ведет к росту молодежных протестов и интереса к левой литературе. Манга-комикс по «Капиталу» Маркса стал бестселлером. 400-тысячная компартия привлекает тысячи молодых людей в свои ряды.
В прошлом Китай спас мировую экономику от стагнации и спада. Но больше он на такое не способен. Китайская экономика, хотя и сохраняя высокие темпы роста, начинает давать сбои. Это имеет серьезные социальные и политические последствия. Марксисты понимают, что быстрый подъем китайской экономики в последнее время чрезвычайно усилил рабочий класс. Китайская правящая клика избегала социального взрыва, так как постоянный рост производительных сил давал людям надежду на лучшее будущее. Но теперь все противоречия выходят на поверхность.
После длительного периода стремительного взлета, Китай демонстрирует признаки замедления экономики. В течение трех кварталов подряд (с января по сентябрь 2011 года), годовой рост замедлялся, так как правительство, обеспокоенное ростом инфляции, ограничило кредитование и повысило процентные ставки. И всё потому, что в США и Европа упал спрос на китайские товары.
Главная беда состоит в том, что быстрорастущие экономики Азии вынуждены продавать свои товары на мировом рынке. Китай по-прежнему имеет относительно высокие темпы. Его промышленность по-прежнему штампует массу дешевых товаров. Но чтобы производить дальше, надо экспортировать. А где найти рынок для этих товаров, если экономики США и Европы в кризисе?
Джон У. Шен, аналитик msnbc.com, комментировал в сентябре 2011 года:
«Правители Китая, третьей по величине экономики мира после США и ЕС, стоят перед жестоким выбором. Быстрый рост подхлестнул инфляцию, которая, по мнению аналитиков, измеряется двузначными цифрами — намного выше, чем официальные показатели. Чтобы сдержать ее, Пекин повысил процентные ставки в пять раз, и поднял требования к банковским резервам в девять раз с октября 2010 г. Однако, если они зажмут слишком сильно — глубокий экономический спад может свести на нет усилия Китая вытащить сотни миллионов людей из нищеты.»
«Китай также справляется с собственным банковским похмельем, после многих лет масштабного правительственного кредитования в целях расширения государственных предприятий и модернизации инфраструктуры. Второй акт кризиса будет еще хуже, чем первый»
Китайские власти показали, что они не осознают глубины кризиса, поразившего в 2008 году развитые капиталистические страны. Они видели в нем рецессию, которая скоро закончится, и проводили соответствующую политику. В 2008 году был принят пакет стимулирования в 586 млрд. долл., чтобы поддержать на плаву китайскую экономику и подстегнуть внутренний спрос при сокращении рынков экспорта. За это, однако, пришлось платить значительным ростом правительственного долга. Китайский госдолг в прошлом рос очень медленно, от нуля процентов ВВП в 1978 году, примерно 7 процентов к 1997 году до чуть менее 20 процентов в 2003 году. Но, как следствие государственных расходов в условиях мирового кризиса капитализма, в 2010 году он вырос до 37 процентов.
«Global Post» от 8 июля 2011 года сообщает:
«Банки Китая были замешаны в рискованное кредитование «забалансовых» долгов, чем-то напоминающее махинации «Enron». На прошлой неделе Пекин обнародовал результаты национального аудита, показывающего, что у местных властей имеется примерно 1,65 трлн. долларов непогашенных кредитов. На этой неделе «Moody's» сообщило, что проблема значительно серьезней, на целых 540 миллиардов. И это только местные долги. Они не включают в себя огромные обязательства центрального правительства, или тех банков, которые гарантирует Пекин. Даже для китайского экономического чуда это очень много».
В той же статье, Виктор Ших, американский эксперт по китайской экономике, отвечая на вопрос: «Каков долг Китая?», пояснил следующее:
«Смотря что туда включать. Большим сектором китайской экономики владеет государство. Долги государственных предприятий составляют так называется „условные обязательства“ — в конечном счете, это ответственность правительства. Если подсчитать все эти обязательства, то получишь очень большое число, порядка 150% китайского ВВП, или более того.»
«С более узкой точки зрения есть задолженность, которая принадлежит сугубо центральным или местным органам власти. Она насчитывает около 80% ВВП Китая»
Как ни гляди, но массовым увеличением бюджетных расходов Китай существенно повысил свой уровень государственного долга. На данный момент это принесло плоды и позволило экономике сохранить высокие темпы роста. Но так не может продолжаться вечно. Долг Китая по-прежнему низок по сравнению с такими странами, как Япония, США и многими европейскими странами, но он растет. Пока экономика Китая растет, она в состоянии финансировать этот уровень долга, но любое существенное замедление немедля вскроет все противоречия.
Наряду с будущим финансовым кризисом, есть еще и тот факт, что подъем экономики породил огромное и растущее неравенство: «коммунистический» Китай является одним из наиболее неравных стран на земле. Ничтожное меньшинство сказочно обогатилось, но жизнь миллионов рабочих напоминает Англию времен Чарльза Диккенса. Это привело к невыносимой напряженности, отразившейся в росте самоубийств среди молодых рабочих, забастовках и крестьянских волнениях.
Высокие темпы роста нельзя рассматривать как гарантию социальной стабильности. Египетская экономика росла в среднем на 5,5% с 2003 года, а в отдельные годы темпы превышали 7%. Этот быстрый рост совпал с крупнейшей стачечной волной со времен Второй мировой войны, и закончился революцией. Это урок для будущего Китая. Власти обеспокоены. Во время египетской революции китайские цензоры удалили слово «Египет» из поисковых систем. Китай создал огромную интернет-полицию, которая контролирует, что люди делают в Cети.
По их мнению, если не давать людям знать о революциях в других странах, это предотвратит революционные настроения в самом Китае. Но дело в том, что к революционным всплескам в Китае ведут условия жизни китайских рабочих и крестьян. И никакая интернет-полиция не может скрыть их от китайского народа.
Инфляция превышает 6 процентов, что само по себе достаточно много, но инфляция цен на продовольствие превышает 13 процентов. Траты на еду составляют более трети ежемесячных расходов среднего китайского потребителя. Высокий уровень инфляции сохраняется, несмотря на правительственные меры. Ограничение сумм кредитов, представляемых банками, и пятикратный подъем процентных ставок с октября 2010 не дали желаемого эффекта.
Тоталитарный режим напоминает скороварку со сломанным клапаном. Она может взорваться неожиданно, без предупреждения. Хотя трудно получить точную информацию, отчеты (которые смягчают реальное положение дел) свидетельствуют, что беспорядки в Китае происходят всё чаще. Каждый год Китай переживает десятки тысяч забастовок, крестьянских протестов и других общественных волнений, часто связанных с недовольством коррупцией, злоупотреблениями правительства и незаконным захватом земли.
Цены на продовольствие представляют особый интерес для китайского правительства, так как они напрямую затрагивают жизнь миллионов рабочих и крестьян в стране. «Коммунистические» лидеры опасаются, что взлет цен может подогреть социальную напряженность. Между правящей политико-экономической элитой и массами неизбежно возникнут острые столкновения.
Кризис мировой экономики привел к падению прибылей и инвестиций, но ситуация еще усугубляется «высыханием» кредита. Это заставляет многие заводы неофициально искать кредит под ростовщические проценты. Их выбор невелик — платить проценты или урезать зарплаты. В итоге зарплаты сокращаются, либо не платятся вообще.
В ноябре 2011 года губернатор провинции Гуандун сказал, что экспорт провинции в октябре упал на 9 процентов по сравнению с предыдущим месяцем. Провинциальные лидеры также борются с широкомасштабными протестами фермеров против захвата земель. Заводы сокращают сверхурочные работы, от которых зависят оклады рабочих. Были забастовки и демонстрации на автомобильных, обувных и компьютерных заводах в Шэньчжэне и Гуанчжоу, двух ведущих центрах экспорта в южной провинции Гуандун.
Китайская академия общественных наук подсчитала, что в 2006 году было более 90 000 «массовых инцидентов», а за последующие два года их число выросло. Правящий класс готовится к беспорядкам гораздо больших масштабов. В 2011 году Китай увеличил финансирование сил безопасности на 13,8% — до 624,4 млрд. юаней (59 млрд. фунтов). Впервые в истории Китай сейчас тратит на поддержание внутреннего порядка больше, чем на оборону.
Это означает, что власти хорошо понимают опасность того, что подобное недовольство в конце концов разразится взрывом — как то, что смело режимы в Тунисе и Египте. Взрывоопасные события в Китае могут произойти, когда они меньше всего ожидаются. Мы должны быть готовы.
Численность населения Индии по данным на 2010 год составила 1 миллиард 210,2 миллиона человек. По сравнению с 434,9 млн. в 1960 году, за 50 лет число индийцев выросло на 178 процентов. Индия составляет 17,54% от общей численности населения мира, а это значит, что там проживает один из 6 человек на планете. Вместе с Китаем, ей суждено сыграть решающую роль в будущем Азии и всего мира.
Индия, как Бразилия и Китай, добились высоких темпов роста благодаря буму в мировой торговле. Но это не решило ни одной из проблем индийского общества. Неравенство выросло еще сильней: привилегированная элита обогатилась, а массы все глубже погружаются в нищету.
За последнее десятилетие трудоспособное население выросло примерно на 159 миллионов, однако какую-никакую работу получили только 65 млн. Производство на душу населения и потребление пищи снижаются, и недоедание среди значительной части населения сравнимо со странами Центральной Африки. Почти половина детей в возрасте до пяти лет страдают от нехватки пищи, треть взрослого населения страдает от хронического дефицита энергии. Новая категория «многомерной бедности» (которая учитывает недоедание, детскую смертность, недостаток образования, электричества, канализации, питьевой воды, жилья, горючего и денег) показывает, что в восьми штатах Индии насчитывается больше бедняков, чем во всей Центральной Африке.
Такова сцена после двух десятилетий «экономических реформ», которые превозносят как модернизацию Индии и превращение ее в экономического «тигра». В результате 20-летнего открытия экономики для империалистического проникновения, на сегодня 100 самых богатых людей в Индии владеют активами в размере четверти ВВП страны, тогда как более 80% населения живут менее чем на 50 центов день. Более 250 тысяч крестьян, загнанных в отчаяние порочным кругом нищеты и долгов, покончили с собой. Это непристойное неравенство сторонники свободного рынка называют «прогрессом». А сейчас по Индии ударил и мировой кризис.
Рупия упала до рекордно низкого уровня. За вторую половину 2011 года она потеряла 15%, и не собирается останавливаться. Падение рупии означает рост цен на импортные материалы, комплектующие и оборудование для индийских компаний. Дальнейшее снижение приведет к росту инфляции, особенно в топливе, 80 процентов из которого импортируется. Резервный банк Индии 12 раз повысил процентные ставки с марта 2010 года — с 4,75% до более чем 8%. Инфляция в июле 2011 года составила 9,22%, что значительно превышает планы РБИ (от 4 до 4,5%). Цены на еду растут еще быстрее. Беднейшие 40% индийцев тратят 65% своего дохода на продукты питания. При росте цен на продовольствие, они рискуют столкнуться с недоеданием или даже голодом.
Сочетание падения мирового спроса, взлета инфляции и повышения процентных ставок окажется фатальным для хваленого экономического роста Индии. Это отразится в росте безработицы и падении уровня жизни. Миллионы людей будут обречены на безработицу, неполную занятость, уличную торговлю или просто голод.
Многие части Индии захлестывают рабочие протесты — такие как забастовки рабочих завода «Comstar Automotive Technologies» в Мараималаи Нагар в штате Тамил Наду, забастовка 2500 рабочих немецкого инженерного конгломерата «Bosch» в Мумбаи, и яростная стачка рабочих в порту Ченнаи в знак протеста против гибели коллеги при несчастном случае. Рабочие добились важной победы, после двухнедельной длительной и ожесточенной забастовки на заводе «Maruti Suzuki» в Манесаре по поводу признания профсоюза.
Существующие партии не предлагают решений. В 2012 году состоятся выборы в штатах Уттар-Прадеш, Гуджарат, Пенджаб, Манипур, Уттаракханд и Гоа. Правительство стоит перед угрозой поражения, но БДП также непопулярна. Компартии в глазах многих рабочих и молодежи дискредитированы их политикой реформизма и классового сотрудничества.
Отчаяние масс подтверждает распространение маоистских повстанце, которые сейчас действуют во многих штатах. В 2010 году произошло несколько крупных атак маоистов, включая крушение поезда, когда погибло более 150 мирных жителей, другое нападение, уничтожившее 26 полицейских и десятки других атак, когда погибли десятки сотрудников сил безопасности и гражданских лиц. Маоистские вылазки продолжались в 2011 году, в том числе убийство 10 полицейских в штате Чаттисгарх. Несмотря на военное положение, аресты, пытки и массовые убийства, атаки маоистов не прекращаются.
Индия — не единственная азиатская экономика, чей рост замедляется. Восемь из 10 самых дорогих азиатских валют упали в 2011 году, что отражает высокую зависимость региона от экспорта в США и Европу. Перспектива одна — замедление роста, взлет безработицы, падение уровня жизни и подъем классовой борьбы в каждой стране Азии.
После шести с лишним десятилетий формальной независимости гнилая пакистанская буржуазия показала свою полную неспособность сыграть прогрессивную роль. Положение Пакистана намного хуже, чем у Индии. Это настоящая катастрофа.
По данным министерства финансов, в первом квартале (июль-сентябрь) текущего финансового года, 2011-2012, приток инвестиций из развитых стран снизился на 83 процента, и страна смогла получить только 50,1 млн. долларов. В численном выражении это означает спад на 241,8 млн. долларов. Общий долг страны составляет 66,4% ВВП. По данным Центробанка Пакистана, общий долг в 2010-11 финансовом году (FY11), который включает внутренние, внешние и долги предприятий госсектора составил ошеломляющие 12 триллионов рупий или 139,5 миллиардов долларов.
По официальным прогнозам, к 2015 году население Пакистана достигнет 191 млн. (сейчас — около 170 миллионов), сделав Пакистан шестой по населенности страной мира. Каждый пакистанский мужчина, женщина и ребенок сегодня должен по 61 000 рупий, в то время как правительство Пакистана продолжает вовсю набирать кредиты. Вскоре Пакистан будет не в состоянии обслуживать свои 60 миллиардов долларов внешнего долга. Чтобы избежать немедленного банкротства, Исламабаду придется печатать всё больше денег, а это приведет к дальнейшей инфляции.
По данным «Индекса процветания» на 2011 год ниже Пакистана стоят лишь три страны — Эфиопия, Зимбабве и Центрально-Африканская Республика. «Индекс безопасности и надежности» указывает, что хуже Пакистана только один Судан. По «Индексу образования» Пакистан обходит только Центрально-Африканскую Республику, Мали, Судан, Эфиопию и Нигерию. По «Индексу неудачных государств» Пакистан обошли даже такие страны, как Руанда, Бурунди, Эфиопия и Бирма.
Четыре из 10 пакистанцев живут ниже черты бедности: 47,1 миллионов пакистанцев живут в крайней нищете. За последние три года 25 000 пакистанцев каждый день пересекают черту крайней нищеты. Число голодающих постоянно растет. Младенческая и детская смертность составляет 50%. На каждые 1183 человек приходится всего один врач, неважно какой квалификации. Уровень грамотности составляет 57%, и, несмотря на официальные преувеличения, является одним из самых низких в мире. По уровню бюджетных расходов на образование Пакистан занимает 142-е место из 163-х.
Вашингтон нуждается в поддержке Исламабада из-за войны в Афганистане. Но он не доверяет лидерам Пакистана — ни политическим, ни военным. Он подтолкнул пакистанскую армию к кровавой войне в приграничных районах, которые никогда не были под контролем Исламабада. Он посылает свои беспилотники бомбить племенные районы Пакистана и убивает множество мирных людей, которые не имеют ничего общего с террористами. Он не даже не сообщил пакистанскому правительству и армии об акции по убийству Бен Ладена. Короче, он относится к Пакистану и его правительству с тем же имперским высокомерием, что и британцы во времена раджей.
Роковое участие Пакистана в Афганском конфликте уничтожило последнюю видимость политической стабильности. Государство глубоко расколото и подорвано коррупцией, наркоторговлей и разборками между различными частями армии и спецслужб. Когда американцы уничтожили Бен Ладена на пакистанской земле, все эти конфликты разом выплеснулись на поверхность.
Зардари — послушная марионетка американцев, но ему приходится балансировать на очень шатком канате, чтобы остаться у власти. Правительство ПНП коррумпировано, продажно и крайне нестойко. Зардари пытается балансировать между различными элементами в государственном аппарате и американским империализмом. Массы ненавидят его, но они не видят альтернативы. Военные, которые в прошлом устроили бы путч, сегодня расколоты и боятся брать власть. В силу столь уникального стечения обстоятельств, нынешняя ситуация затягивается. Другой вопрос, на какое время?
Крайняя социальная нестабильность отражает огромный рост недовольства, который кипит в недрах. Это открывает большие возможности для марксистской тенденции, которая, вопреки всем страшным объективным трудностям, неуклонно усиливает численность и влияние. Ситуация крайне взрывоопасна, и может измениться в одночасье. Революция 1968 года может повториться вновь. Это представит для нашей организации большие трудности, но и огромные возможности.
Десять лет американской оккупации Афганистана не принесли ничего, кроме дестабилизации всего региона. И каков результат? Планировалось сделать Южную и Центральную Азию американской сферой влияния. Взамен они ввергли в хаос не только Афганистан, но и Пакистан.
Хаос просочился во все соседние страны: Пакистан, Индию, Китай, Россию и Иран. Все они интригуют, маневрируют и выжидают, чтобы взять верх, когда американцы уйдут. В своем недавнем заявлении о войне президент Обама, как часто повторяют в Вашингтоне, представил Афганистан как свою победу. На самом деле США увязли в конфликте, и они не могут победить. Как только США свалят из Афганистана, Вашингтон надеется, что удастся восстановить некое подобие военного и экономического равновесия, так что можно добиться прогресса политическим путем. Но это утопическая мечта.
1 ноября 2011 года президент Хамид Карзай поблагодарил генерала Стэнли Маккристала, бывшего командующего войсками НАТО в Афганистане, за исполнение миссии, которую он назвал искренней и смелой, и за все его усилия и услуг во время командования. Карзай знает, что, как только американская армия уйдёт — его дни будут сочтены. Но в то же время, когда он втирается в доверие к американцам, он тайно ведет переговоры с талибами и Ираном. Это свидетельствует о совершенной нежизнеспособности его режима.
Хотя США придется убраться из Афганистана, поджав хвост, им понадобится достаточно военной силы для поддержки кабульского режима и предотвращения возврата талибов. Они также хотят сохранить возможность наносить удары по базам террористов по обе стороны линии Дюранда. Это рецепт для дальнейшей дестабилизации в Афганистане и Пакистане. События в Пакистане и Индии, в свою очередь влияют на ситуацию в Афганистане. Эти страны в настоящее время полностью взаимозависимы.
Вся Центральная Азия была дестабилизирована крахом Советского Союза и интервенцией США в Афганистане. Колоссальная турбулентность этого региона видна из народного восстания в Туркменистане и, прежде всего, стачечной волны в Казахстане, которая показывает революционный потенциал пролетариата даже в самых сложных условиях. Но прежде всего, судьба всего региона будет определяться перспективой революции в Иране и Китае.
Три страны имеют ключевое стратегическое значение в Африке: Египет, Нигерия и ЮАР. У них есть значительное население и относительно развитые экономики с сильным пролетариатом. Ниже мы поговорим о Египте в связи с арабской революцией, поэтому сейчас надо коснуться Нигерии и Южной Африки, чтобы высветить общие процессы, происходящие там.
170-миллионную Нигерию, самую населенную страну Африки, раздирают социальные противоречия. Хотя экономика Нигерии официально выросла на 6% за последние пять лет, уровень бедности продолжает расти, а безработица среди молодежи взлетела до беспрецедентных 47%. Это рецепт для классовой борьбы. Нигерийские рабочие вновь и вновь идут на всеобщие забастовки и массовые демонстрации. Основная проблема — отсутствие политического руководства, способного повести борьбу дальше.
В последние годы некоторые элементы профсоюзной бюрократии, под нажимом снизу, пришли к идее создания Нигерийской партии труда. Но вожди профсоюзов, опасаясь, что они не смогут контролировать развитие такой партии, не спешили завлекать туда массы. Так Партия труда, хотя ее потенциал огромен, осталась очень маленькой организацией, не играющей важной роли на национальном уровне. Рабочая масса по-прежнему продолжает группироваться вокруг Нигерийского трудового конгресса, главной федерации профсоюзов страны.
Это было видно на примере массового подъема, вспыхнувшего в январе из-за планов правительства отменить субсидии на топливо. Это движение, которое привело к 5-дневной всеобщей забастовке, сильно отличается от прошлых акций протеста. На митинги вышли сотни тысяч демонстрантов, в некоторых районах были избраны местные комитеты, массы пытались взять свою судьбу в свои руки. Кроме того, учитывая политический вакуум на левом фланге и марионеточную роль Лейбористской партии, JAF (Фронт единых действий) и LASCO приобрели большой авторитет для наиболее передовых рабочих и молодежи. Это означает, что идет процесс радикализации, как и во всех странах мира. Январские события можно рассматривать как первые сполохи Нигерийской революции. Очевидно, что нигерийских рабочих вдохновили движения в арабских странах, и прекращение всеобщей забастовки не означает конца движения. Новые вспышки классовой борьбы неизбежны.
Несмотря на важные события, происходящие по всей Африке, ключевой точкой континента остается ЮАР, на сегодняшний день самая развитая индустриальная держава. Спустя шестнадцать лет после падения режима апартеида, южноафриканские массы до сих пор ждут реальных перемен в своей жизни. Хотя Южная Африка по многим оценкам обладает огромными ресурсами минералов, 31% трудоспособного населения является безработными. Среди молодежи уровень безработицы превышает 70%, а около четверти населения живет менее чем на 1,25 доллара в день.
В этих условиях южноафриканские массы день ото дня становятся все более радикальными. В 2010 бастовали 1,3 миллиона работников гражданского сектора, и сотни тысяч были готовы к ним присоединиться. Эта тенденция массовых стачек продолжилась летом 2011 года, когда на несколько недель забастовали сотни тысяч металлистов и других промышленных рабочих. В то же время поселения Южной Африки кипят недовольством: то в одном, то в другом городе почти ежемесячно случаются массовые протесты против понижения или недостаточного объема основных коммунальных услуг и роста коррупции, поразившей все сферы южноафриканского общества.
Давление снизу заметно в Трехпартийном альянсе между Африканским национальным конгрессом (АНК), Южноафриканской компартией и Конгрессом южноафриканских профсоюзов. В последние годы Альянс начал раскалываться: одна из частей дрейфует к государственному аппарату, а другая — к рабочим и молодежи. Этот процесс особо заметен в молодежной лиге АНК, чей лидер Юлиус Малема резко качнулся влево. В последние годы Maлема выдвинул лозунг национализации шахт Южной Африки. Молодежь с энтузиазмом откликнулась на этот призыв. Более того, лидеры Конгресса профсоюзов ответили одобрением, но руководство АНК и компартии выступило против и исключило его из АНК.
В июне 2011 года съезд молодежной лиги АНК включил в программу требования национализации стратегических отраслей и командных высот в экономике. Это показывает, насколько созрела почва для идей революционного социализма.
В целом капиталистическая система не может предложить африканским массам ничего, кроме роста инфляции, безработицы и самой отчаянной нищеты. 50% африканцев живут менее чем на 2,5 доллара в день. Средний бедняк к югу от Сахары живет примерно на 70 центов в день, и в 2003 году он стал беднее, чем был в 1973 году. Нынешний кризис капитализма усугубляет положение, и в этих условиях массы континента начинают делать необходимые выводы и двигаться влево. Им предстоит сыграть важную роль в общем движении к революции в мировом масштабе.
Арабская революция стала поворотным пунктом истории. Она показывает, как быстро могут развиваться события. Революции в Тунисе и Египте, казалось, произошли внезапно, без предупреждения. По крайней мере, так казалось буржуазии. Беда в том, что так называемые буржуазные эксперты ничего не смыслят. Экономисты, политики и журналисты ничего не предвидят и ничего не могут объяснить.
Буржуазный эмпиризм не в состоянии понять процессы, действующие на более глубоком уровне. Только метод диалектического материализма может дать им научное истолкование. Марксизм объясняет, как вещи могут и действительно превращаются в свою противоположность. Марксистская теория дает нам удивительное преимущество предвидения.
Арабов считали пассивными, апатичными и отсталыми. Но то же самое говорили о русских до 1917 года. Здесь расовые предрассудки смешиваются с поверхностным и ненаучным взглядом на историю. Те же предрассудки можно отыскать и у некоторых так называемых марксистов, которые вечно хнычут о якобы низком уровне сознания масс. Для таких людей диалектики навеки останется книгой за семью печатями.
События на Ближнем Востоке и в Северной Африке — не изолированное явление, а часть мирового процесса. Арабская революция предвосхищает то, что произойдет в Европе и Северной Америке. До недавних пор самым передовым регионом планеты была Латинская Америка, но тунисские события изменили все.
За считанные недели арабские революции перекидывались с одной страны на другую. Их влияние ощутили миллионы простых рабочих и молодых людей по всему миру, которые смогли наблюдать революцию, разворачивающуюся прямо на их глазах. Это было драматическое и волнующее зрелище: миллионы людей восстали, организовались, сражались и представали перед смертью, чтобы изменить общество. Впервые за десятилетия, революция перестала быть пустой абстракцией и стала очень конкретной вещью.
Это подтверждает всё, что мы говорили в прошлом о международном характере революции и ведущей роли рабочего класса. Это также подтверждает необходимость революционного руководства для успеха революции. Как говорил Троцкий об испанских рабочих 1930 года, рабочие Туниса и Египта способны сделать не одну, а десять революций. Чего не хватает — это революционного руководства. Это означает, что арабские революции примут длительный и судорожный характер, со множеством этапов.
Свержение Бен Али и Мубарака стало большим шагом вперед. Но это был лишь первый шаг. Что нужно — так это свержение самого режима, а не только человека, который стоит во главе. Призывы конфисковать богатства этих паразитов и империалистов, которые их поддерживали, объединяют демократические требования с социалистическими.
Удивительное мужество и дух самопожертвования чудесного революционного пролетариата Египта напоминает Барселону 1936 года, когда рабочие восстали спонтанно, без партий, без руководства, без программы или плана, и разбили фашистов чуть ли не голыми руками. Но ведь революция никогда не происходит по предварительному плану.
Революция уже добились многого. Важным элементом уравнения стала роль женщин — верный признак того, что революция затронула массу. Он разрушает религиозные, половые, языковые и национальные преграды. Она объединяет в борьбе самые широкие массы.
Роль исламских фундаменталистов и «Братьев-мусульман» в этих событиях была намеренно преувеличена западными СМИ. На самом деле они являются столпами режима, которых империалисты используют в качестве удобного пугала. Под давлением снизу исламистские организации уже начали раскалываться на различные фракции по классовому признаку.
Революция в немалой степени разоблачила (и будет разоблачать дальше) политический исламизм, как дымовую завесу, за которой кроются правые буржуазные политики всех мастей. Однако это не линейный процесс. В отсутствие по-настоящему революционного руководства, движение неизбежно пойдет зигзагами и будет учиться на горьком опыте, методом проб и ошибок.
Многие буржуазные элементы всей душой поддерживают исламских либералов и консерваторов, таких как «Эн-нахда» в Тунисе и «Братья-мусульмане» в Египте. Но, поскольку нет четкой классовой альтернативы, в то же время эти партии и тенденции способны завоевать поддержку некоторых слоев народных масс — особенно в период временных отливов. В таких условиях массы тянутся к этим партиям, как оппозиционным силам, не замаранным сотрудничеством со старыми режимами.
Близорукие буржуазные «аналитики» без зазрения совести провозглашают «победу исламского фундаментализма на Ближнем Востоке». Однако было бы неправильно автоматически приравнивать избирательный успех или временный прирост исламских партий к поражению революции. Это лишь один этап длительного процесса. Кому бы ни досталась власть в ходе арабской революции — он сразу же столкнется с требованиями масс, которые хотят решения своих главных проблем — бедности, безработицы и отсутствия демократии — в этом мире, а не загробном.
Таким образом, скоро мы увидим взлеты и падения множества тенденций и партий. Ни одна из них не выступает против капитализма как системы. На самом деле, они защищают капиталистический строй, и именно поэтому они не смогут выполнить основные требования народа, и, следовательно, на определенном этапе вступят в конфликт с массами. Рабочие и молодежь по-прежнему проникнуты уверенностью от своих побед весны 2011 года. Они проверят каждую партию, которая придет к власти. Вначале они будут выжидать, чтобы увидеть результат, но неизбежно каждая из этих партий будет «взвешена и найдена очень легкой». Следовательно, рост «исламских» организаций означает не окончательное поражение революции, а, наоборот, подготовку к будущим восстаниям.
Революция — не разовое событие, а процесс. У каждой революции есть свои стадии. Первая напоминает большой карнавал — массы высыпают на улицы с чувством эйфории: «Мы победили!»
В такой ситуации лозунги и тактика должны быть конкретными. Они должны отражать реальное положение дел. Мы требуем полной демократии, немедленной отмены всех реакционных законов, и Учредительного собрания. Но вот вопрос: кто созовет это Учредительное собрание? Египетская армия? Но она — неотъемлемая часть старого режима. Рабочие и молодежь должны продолжать борьбу, на улицах, на заводах, пока все их требования не будут выполнены.
Сами по себе это требования демократические. Но так было и в России 1917 года. Объективные задачи русской революции были демократическими: свержение царя, формальная демократия, свобода от империализма, свобода прессы, и т.д. Но русская революция показала, что демократические задачи можно разрешить только через взятие власти рабочим классом. Именно поэтому демократические требования должны быть связаны с социалистическими.
Большевики завоевали власть на основе демократических — мир, хлеб и земля, — а не социалистических лозунгов. Теоретически такого можно добиться и при капитализме. Но это уже в прошлом. Мы живем в эпоху империализма, когда теория перманентной революции абсолютно точно объясняет неспособность буржуазии осуществить демократические преобразования. Ленин связал эти переходные требования с другим: «Вся власть Советам». Таким образом, используя самые передовые демократические лозунги, он связал фактический уровень сознания масс с самым главным вопросом — о власти трудящихся. Точно так же мы говорим египтянам: «Вы хотите демократии? Мы тоже! Но не доверяйте армии и «Братьям-мусульманам» — давайте бороться за подлинную демократию!»
Революции не идут по прямой линии. Мы видим сходный процесс в любой революции. В России за февральским свержением царя последовал период реакции в июле-августе, а затем — новый подъем революции в сентябре и октябре. В Испании свержение монархии в апреле 1931 года сменилось крахом Астурийской Коммуны в октябре 1934 года и двухлетним царством реакции (Bienio Negro, или «черное двухлетие»), которые лишь подготовили новый подъем 1936 года.
Учитывая отсутствие большевистского руководства, египетская революция неминуемо должна была отступить. Однако те, кто сделал революцию, понимают, что они обмануты. Они говорят: что изменилось? По сути, ничего. Это как июльские дни в России. Затем революция переходит в другую стадию, начиная с молодежи, которая возмущена: «Ничего не изменилось!» Это неизбежный этап. Часть учебного опыта.
Нельзя предсказать наверняка, что последует в ближайший период. Вероятно, грядет ряд неустойчивых буржуазных режимов. Это будет нелегко. Массам придется на горьком опыте затвердить, что рабочий класс должен взять власть, или все может кончиться очень плохо. Будет длительный процесс внутренней дифференциации. Будут поражения, даже серьезные. Но в сложившихся условиях каждое поражение станет только прелюдией к новым революционным потрясениям.
Если бы это все происходило 10 лет назад, стабильная буржуазная демократия могла бы сложиться гораздо легче. Но сегодня глубокий кризис: она не сможет ничего предложить массам. Она не может этого сделать даже в США — что уж говорить о Египте? Хлеба нет, работы нет… ничего нет.
В 1916 году Ленин писал:
«Кто ждет „чистой” социальной революции, тот никогда ее не дождется. Тот революционер на словах, не понимающий действительной революции.»
«Русская революция 1905 г. была буржуазно-демократической. Она состояла из ряда битв всех недовольных классов, групп, элементов населения. Из них были массы с самыми дикими предрассудками, с самыми неясными и фантастическими целями борьбы, были группки, бравшие японские деньги, были спекулянты и авантюристы и т. д. Объективно, движение масс ломало царизм и расчищало дорогу для демократии, поэтому сознательные рабочие руководили им.»
«Социалистическая революция в Европе не может быть ничем иным, как взрывом массовой борьбы всех и всяческих угнетенных и недовольных. Части мелкой буржуазии и отсталых рабочих неизбежно будут участвовать в ней — без такого участия не возможна массовая борьба, не возможна никакая революция — и столь же неизбежно будут вносить в движение свои предрассудки, свои реакционные фантазии, свои слабости и ошибки. Но объективно они будут нападать на капитал, и сознательный авангард революции, передовой пролетариат, выражая эту объективную истину разношерстной и разноголосой, пестрой и внешне-раздробленной массовой борьбы, сможет объединить и направить ее, завоевать власть, захватить банки, экспроприировать ненавистные всем (хотя по разным причинам!) тресты и осуществить другие диктаторские меры, дающие в сумме ниспровержение буржуазии и победу социализма, которая далеко не сразу „очистится“ от мелкобуржуазных шлаков»
Эти слова сегодня вполне применимы к арабской революции.
События в Ливии повергли левых в смятение. С одной стороны, некоторые капитулировали перед империализмом, доходя до поддержки военной интервенции НАТО. Это и наивно, и реакционно. Выстраивать свою позицию, повинуясь лицемерному хору продажных СМИ, и глотать ложь о так называемой «гуманитарной» интервенции во имя «защиты гражданских лиц» — предельная глупость.
Впрочем, другая крайность была не лучше. Кое-кто поддержал Каддафи, живописуя его в розовых красках как «прогрессивного деятеля», «антиимпериалиста» и даже «социалиста». Все это неправда. Да, ливийский режим (сирийский тоже) отличается от Туниса и Египта. Но это не отменяет его принципиально репрессивной природы, и уж точно не делает антиимпериалистическим.
Режим Каддафи был очень своеобразен. Первоначально у Каддафи была массовая база вследствие его антиимпериалистической риторики. Позиционируя себя как «социалистический», режим национализировал большую часть экономики, и с огромными запасами нефти и небольшою численностью населения, сумел обеспечить относительно высокий уровень жизни, здравоохранения и образования для большинства людей. Это придало ему значительную стабильность в течение длительного времени. Отсюда также ясно, почему после первого восстания Каддафи, несмотря ни на что, ухитрился собрать достаточную поддержку, чтобы выстоять в течение нескольких месяцев, и не был немедленно свергнут.
Тем не менее, это была система, где вся власть была сосредоточена в руках одного человека, эффективно предотвращая развитие чего-либо похожего на политические или даже государственные учреждения. Правящей партии не было (политические партии были запрещены), бюрократия была очень мала, а армия раздроблена. Каддафи удерживал власть через сложную систему репрессий, патронажа, союзов с племенными вождями, а также сеть неформальных контактов.
В последние 20 лет (особенно за последнее десятилетие) режим Каддафи начал ослаблять контроль государства над экономикой, и попытался достичь соглашения с империализмом, открывая свои рынки и проводя неолиберальную политику. Он начал «рыночные реформы», подал заявку на вступление в ВТО, сократил субсидии и объявил о планах приватизации.
Этот переход к рынку повлек падение уровня жизни многих ливийцев и обогащение меньшинства, в основном, семьи Каддафи. Это стало одной из главных причин народного недовольства, которое привело к восстанию. Мятеж в Бенгази был подлинно народной революцией, но, в отсутствие революционной партии, он был захвачен буржуазными политиканами из так называемого «Национального переходного совета». Этих людей никто не выбирал, и они ни перед кем не отвечают. Они вырвались на первый план, отпихнув революционные массы, главным образом, молодежь, которая сражалась и погибала.
Итогом стала запутанная и беспорядочная ситуация, которая могла легко перерасти в хаос. На протяжении всех революционных потрясений на Ближнем Востоке и в Северной Африке, империалисты не могли вмешаться. Но теперь у них появилась возможность сыграть свою роль в сложившемся положении. Американцы, французы и британцы вступили в контакт с Национальным переходным советом — коалицией буржуазных элементов и некоторых бывших министров режима Каддафи.
Новые правители Ливии охотно бросились в объятия империалистов. Но, несмотря на демонстрации «дружбы» в Бенгази, масса ливийцев ненавидит и не доверяет империалистам. Они знают, что ливийскойая революция получила поддержку Запада лишь потому, что их земля богата нефтью, и англичане, французы и американцы жаждут одного — разграбить природные ресурсы страны.
Анализируя любое явление, мы должны тщательно отличать прогрессивное от реакционного. В случае с Ливией, это не всегда легко. Движение в Ливии, очевидно, содержит множество различных элементов, как реакционных, так и потенциально революционных. Есть целый ряд сил, борющихся за руководство революцией. Эта борьба еще не кончена, и она может идти в различных направлениях. Судьба Ливии еще не определилась. Она зависит от международных событий, и в особенности, от Египта.
Как и в Ливии, последствия революций в Тунисе и Египте ощущались в Сирии, с аналогичными результатами. Масса верила, что для свержения режима достаточно будет собираться на один большой митинг за другим. Но ситуация оказалась намного сложней. Режим сохранил остатки поддержки со стороны хотя бы части населения. Кроме того, не хватало четкого революционного руководства и, самое главное, решительного участия рабочего класса. Всё это завело ситуацию в тупик на много месяцев.
Сирийский режим партии «Баас» в прошлом основывался на плановой экономике по образцу бывшего Советского Союза, что дало базу для значительного экономического развития в 60-х и 70-х годах. В 80-х годов, однако, экономика начала замедляться. После распада СССР режим начал двигаться в сторону капитализма. В результате этого перехода и нарастающей социальной поляризации, немногочисленная элита всё более обогащалась, а народ погружался в нищету. Уровень безработицы, по некоторым оценкам, превысил 20 процентов, а для молодежи эта цифра была бы намного выше.
Именно эта растущая социальная поляризация создала почву сирийской революции. Сегодня массы ненавидят правящую верхушку более чем когда-либо, но, как в Ливии, империалисты увидели шанс вмешаться и попытаться навязать сирийской революции своих марионеток, чтобы пустить её по безопасным каналам.
Вооруженные силы раскололись, и многие офицеры провозгласили себя «Свободной сирийской армией». Это означает, что многие рядовые солдаты симпатизируют революции, и часть армейской элиты пытается завоевать доверие масс, спрыгнув с корабля пока он не затонул окончательно. Эти офицеры поддержали создание «бесполетной зоны», предложенной империалистами, из чего видно, что они будут играть контрреволюционную роль в революции.
Чего не хватает Сирии — так это четкого марксистского руководства, которое может объяснить массам, что власти действительно нужно и можно сбросить, но ее место должна занять плановая экономика под прямым контролем рабочих. Без такого руководства революция сползет в сторону «демократической буржуазной контрреволюции». Она не решит ни одну из актуальных проблем. Наоборот, социальное неравенство будет расти еще сильней и быстрей, чем раньше. Со временем массы поймут, что недостаточно просто свергнуть такого диктатора, как Асад. Они поймут, что на основе капитализма разрешить их проблемы нельзя.
Империалисты серьезно обеспокоены событиями в арабском мире, который занимает центральное место в их геополитических расчетах. Падение Мубарака стало серьезным ударом по их стратегии на Ближнем Востоке. Это заставит их еще тесней сблизиться с Израилем, в настоящее время — единственным надежным союзником в регионе. Они также сделают всё от них зависящее, чтобы укрепить саудовский режим и реакционных шейхов в странах Персидского залива.
Недавно США заключили 60-миллиардную оружейную сделку с Саудовской Аравией. Они надеются продать Эмиратам тысячи бомб. Они пытаются спасти монархическую клику в Бахрейне, где народные массы снова приходят в движение, несмотря на свирепые репрессии и ввод Саудовских наемников.
Но все эти маневры, в конце концов, ничего не дадут. Саудовский режим ввел войска в Бахрейн, опасаясь за свою безопасность. Королевская семья, гнилая, коррумпированная и лицемерная, сейчас переживает кризис преемственности. В то же время уровень жизни простых саудовцев падает, а положение миллионов рабочих-иммигрантов ужасающе. Глава ваххабитского духовенства предупредил власти, чтобы те сделали немедленные уступки и повысили уровень жизни, или Саудовская Аравия повторит судьбу Египта и Туниса.
Джинн уже выпущен из бутылки, и его не упрятать назад. Революционные потрясения распространились на Ливию, Сирию, Джибути, Йемен, Бахрейн, Иорданию, Оман, Алжир и Марокко. И массы, однажды восставшие, нелегко усмирить обещаниями, как показали события в Египте. Революция будет проходить через всевозможные перипетии, приливы и отливы, подъемы и спады. Прорывы будет сменяться периодами затишья, усталости, разочарования, поражений и даже реакции. Но это будет лишь прелюдией к новому и еще более драматичному революционному подъему.
Арабская революция также сильно повлияла на Иран. Когда в июне 2009 г. началась Иранская революция, тысячи иранской молодежи исполнились невероятной надежды. Но движение зашло в тупик после массового «восстания Ашура» декабря 2009 г. Арабская революция послужила новым импульсом, возродившим движение в феврале и марте 2011 года. Сотни тысяч вновь вышли на улицы. Но движение, уставшее и дезориентированнное из-за предательства Мусави, Карруби и другие либеральных парламентариев-реформистов, так и не смогло перерасти в что-то, что выходит за рамки демонстрации и, таким образом, потерпело поражение после последних конвульсий в апреле 2011 года.
После почти двух лет революционной борьбы, настало время отлива. Но ничего не разрешилось. Углубляющийся экономический кризис, скачок инфляции, безработица и отмена субсидий на основные товары, вызовут недовольство в массах — в том числе, в слоях, которые не участвовали в массовых движениях 2009 года.
Хотя движение было разбито, это не означает, что ситуация в Иране стабилизировалась. Летом 2011 года массовое движение, состоящее из десятков тысяч человек, появилось в азербайджанских, а также курдских районах Ирана. Кроме того, как мы и предсказывали, в то время как «демократическое» движение идет вниз, наблюдается подъем активности рабочего класса. С весны 2011 года неуклонно растет число стачек.
Самая интересная особенность этого движения в том, что его возглавляют свежие слои простых рабочих, которые не участвовали в забастовках предыдущего периода. Особенно в нефтехимической промышленности, которая имеет стратегическую важность для режима, серия стачек длиной в несколько недель, при участии тысяч рабочих, нарушила кажущийся штиль на поверхности иранского общества. Эти забастовки предвосхищают новую волну революционного движения на более высоком уровне.
Напряженность в обществе находит отражение в раздорах верхушки, включая открытый конфликт между Хаменеи и Ахмадинежадом. Этот кризис на самом верху — симптом нарастающего кризиса в обществе, которое находится в состоянии неустойчивого равновесия, и рано или поздно к новым взрывам.
Последнее по очереди, но не по важности: Израиль пережил крупнейшие массовые акции протеста в своей истории. Нетаньяху был в ужасе от египетской революции, свергнувшей его ближайшего союзника в регионе. Затем, летом 2011 года, люди вышли на улицы, протестуя против роста цен и требуя улучшения условий жизни и достойного жилья. Нетаньяху, пытаясь преуменьшить масштаб движения, заявил, что демонстранты были подкуплены из-за границы. Но трудно убедить в этом людей, когда на улицы вышли до 500 тысяч (из семи миллионов населения). Это чудесное движение опровергает сектантов, которые видят в Израиле один реакционный блок.
Арабская революция повлияла и на палестинцев. Они видят, что Аббас полностью предал палестинское дело. Его попытка добиться от ООН признания палестинского государства была отчаянным усилием вернуть доверие — как легко догадаться, безуспешной. Среди палестинской молодежи бродит идея о необходимости новой интифады. В нынешней обстановке она изменит всё.
В таких условиях правящий класс Израиля пытается отвлечь народ от внутренних проблем. И, как прежде, в роли пугала выступает Иран, будто бы представляющий смертельную угрозу для всех израильских евреев. Это объясняет, почему Израиль вновь угрожает атаковать Иран. Израильтяне также ощущают угрозу со стороны растущего влияния Ирана в регионе.
СМИ представляют всё это бряцание оружием как попытку сдержать «опасный» рост ядерных вооружений, но оно имеет гораздо более глубокие корни. Израильтяне и иранцы колотят в барабаны войны, чтобы отвлечь внимание от растущих социальных конфликтов у себя дома. И те, и другие очень заинтересованы в вооруженном конфликте, так как его можно использовать, чтобы унять движение снизу, а также объединить расколотые правящие классы в верхах. Однако серьезная война исключена. Вполне возможны разовые воздушные налеты на военно-стратегические и ядерные объекты — как Израиль делал в Сирии и Ираке ранее. Возможности таких атак усиливаются тем, что США наращивают свое военное присутствие в Персидском заливе, после того как вывели последние войска из Ирака.
Однако, если Израиль решится на такую атаку, это спровоцирует взрыв на всем Ближнем Востоке. Массы выйдут на улицы против израильского и американского империализма, встряхнув каждый устоявший режим. Даже в Иране власти могут надеяться не более чем на временное облегчение с помощью такого конфликта — а, как и все военные конфликты, он обострит все противоречия в обществе и разоблачит истинную природу режима перед последними из оставшихся сторонников. И израильское правительство, и иранский режим чувствуют накал масс и, следовательно, не могут позволить себе отступить — им поневоле приходиться постоянно усиливать свои взаимные провокации.
Решающим фактором уравнения является ближневосточный пролетариат. Создание сильной марксистской тенденции в арабском мире — вот главная задача. Её предстоит строить в огне событий. Арабская революция затянется на годы, со взлетами и падениями, как испанская революция в 1930 году. Будет процесс внутреннего размежевания. Возникнет левое крыло, а потом и леворадикальное. Мы должны найти свое место в этом процессе.
В последние полтора года на первый план выдвинулись арабские революции и бурные события в Европе. Латиноамериканская революция, напротив, разворачивается медленнее, чем раньше. Такой ход событий неизбежен, он отражает комбинированный и неравномерный характер процесса мировой революции. Но и в Латинской Америке происходят важные процессы. При этом некоторые решающие события грядут в ближайшие месяцы.
Мировая рецессия 2008-09 гг. сильно ударила по Латинской Америке и странам Карибского бассейна. В 2009 году ВВП в среднем упал на 2,1%. Больше всего пострадали те страны, чья экономика более тесно связана с США — такие как Мексика, где спад составил 6,1%. Тем не менее, регион в целом быстро оправился, и в 2010 году ВВП вырос на 5,9% (а в десяти странах Южной Америки на 6,4%). Этот экономический рост тесно связан, в большинстве случаев, с экспортом сырья в Китай — сейчас регион поставляет 25 процентов от общего объема китайского импорта сырьевых товаров — и притоком китайских инвестиций.
Только в 2010 году Китай вложил в Латинскую Америку сумму, которая вдвое превышает инвестиции за предыдущие 20 лет. Китай стал крупнейшим экспортером для Бразилии, Чили и Перу, а также вторым по величине экспортером для Аргентины, Коста-Рики и Кубы. Экономический подъем, следовательно, во многом зависит от того, что происходит с китайской экономикой, и уже демонстрирует признаки замедления (по оценкам, 4,4% в 2011 году и прогноз на 4,1% в 2012 году). Неожиданное замедление в Китае, наряду с повторной рецессией в США и ЕС, резко прервали восстановление региона.
Этот экономический рост в немалой степени способствовал избранию Дилмы Руссефф от Партии Трудящихся в Бразилии, переизбранию Кристины Киршнер в Аргентине и победоносному переизбранию сандиниста Даниэля Ортеги в Никарагуа. Он также сыграл роль во временной стабилизации отношений между Колумбией и Венесуэлой и в соглашении о возвращении Селайи в Гондурас при посредничестве этих двух стран. В то же время мы стали свидетелями героического движения студентов в Чили, которое продолжалось в течение многих месяцев, вовлекло сотни тысяч студентов и рабочих и полностью разрушило пост-Пиночетовский политический консенсус в стране.
Такое же студенческое движение имело место в Колумбии, и мы видим начало мобилизации студентов в Бразилии. Помимо того, открылась новая политическая эра в Перу, когда Ольянта Умала победил кандидата от олигархии и империализма Кейко Фухимори (хотя, придя к власти, он резко повернул вправо). В 2012 году нас ждут крупные схватки на мексиканских выборах, где Андрес Мануэль Лопес Обрадор станет кандидатом от PRD, а также решающие выборы президента Венесуэлы.
Создание CELAC (Сообщества стран Латинской Америки и Карибского бассейна) вызывает некоторые ожидания в рабочем движении и молодежи в странах Латинской Америки, которые видят в нем альтернативу Организации американских государств (ОАГ) подчиненной американскому империализму. CELAC провозгласило цель углубления интеграции Карибского бассейна и Латинской Америки в рамках «солидарности, сотрудничества, взаимодополняемости и политического согласия», но продвинуться вперед на этом пути невозможно, учитывая характер капиталистической экономики и национальных государств, разнородность стран и правительств, реакционный характер национальной буржуазии и её рабскую зависимость от империализма.
Историческое оружие национального освобождения, изгнания империализма — классовая борьба. Мы при всяком случае должны объяснять, что без экспроприации помещиков, банков и монополий (как империалистических, так и латиноамериканских) и без гармоничного социалистического и демократического планирования огромных ресурсов континента со стороны трудящихся — нет возможности подлинного антиимпериалистического освобождения стран Латинской Америки. Наш лозунг прежний — борьба за социалистическую Федерацию Латинской Америки как первый шаг на пути к социалистической федерации Америки — единственный путь, который способен дать выход угнетенным и порабощенным народам.
Боливарианская революция зашла в тупик. Невыполнение основных задач социалистической революции, как мы давно предсказывали, привело к хаотической ситуации экономического спада, инфляции, закрытиям заводов и снижению уровня жизни. Всё это, вместе с отравой бюрократизма и коррупции, создало опасную ситуацию, когда судьба революции повисла на волоске.
Боливарианскую революцию не раз можно было довести до конца, легко и без гражданской войны. Особенно после поражения переворота 2002 года, можно было осуществить социалистическую революцию мирно. Контрреволюционеры были деморализованы и не оказали бы сопротивления. Массы были уверены в себе и располагали поддержкой армии. Одного слова президента хватило бы, чтобы закончить работу. Но слово так и не прозвучало.
Революция — это борьба живых сил. Несмотря на все ошибки и неудачи, Боливарианская революция все еще пользуется огромной поддержкой масс. Но эти запасы в настоящее время парализованы мертвой хваткой «чавистской» бюрократии. Проблема состоит в руководстве.
Постоянные колебания слева направо, нежелание принять решительные меры против контрреволюционной олигархии означают, что многие возможности утеряны. Баланс классовых сил сегодня менее благоприятен, чем несколько лет назад.
Предстоящие президентские выборы означают решающий поворот. Судьбоносные события ближайших 12-18 месяцев будут иметь важные последствия для венесуэльской революции. Разочарование масс может выразиться в отказе от голосования, и тогда победа достанется контрреволюционной оппозиции. Но такой исход совсем не обязателен.
Уже более десяти лет основной движущей силой революции был огромный революционный порыв масс. В каждый решающий момент рабочие и крестьяне встали на защиту революции. Вполне возможно, что и теперь, когда выборы приблизятся и угроза контрреволюции станет реальной — они сплотятся еще раз, чтобы отдать победу Чавеса.
Основной пособник контрреволюции — бюрократия, которая систематически подрывает революциию изнутри. Многие бюрократы — выходцы из сталинских рядов. Это и есть источник их цинизма и пессимистических оценок революционного потенциала масс. Типичный бюрократ высокомерно относится к массам, но трусливо заискивает перед буржуазией, в которой видит естественного носителя власти.
Вдобавок, ясно, что те фракции кубинской бюрократии, что стремятся восстановить капитализм на Кубе, давят и на Венесуэлу, чтобы остановить революцию и примириться с буржуазией.
Эти элементы полностью порвали с социализмом и коммунизмом, и не заинтересованы в поддержке социалистической революции ни в Венесуэле, ни где-либо еще. Всё, что им нужно — это дружественный буржуазный режим в Каракасе, который будет снабжать их нефтью. Но их действия ведут к обратному результату. Они мостят путь для падения Чавеса и победы контрреволюционной буржуазии, которая первым делом разорвет все отношения с Кубой.
Кажется, будто все сошлись в заговоре с целью разгромить венесуэльскую революцию, несмотря на бесспорный героизм народных масс. Все «левые» течения в Венесуэле действуют в манере уголовников. Экс-сталинисты в ЕСПВ играют свою обычную контрреволюционную роль, поддерживая реформистов в руководстве партии. Но эти экс-сталинисты не являются единственным препятствием на пути рабочего класса.
Федерация профсоюзов UNT, с её огромным революционным потенциалом, надломлена безответственным авантюризмом Орландо Чириноса и других так называемых «троцкистов». Эти элементы руководили UNT и отказались делами поддерживать борьбу за социализм. Они сорвали движение за захват заводов и рабочий контроль. Теперь Чиринос организует шествия против национализации.
Более десяти лет Чавес служил пунктом притяжения революционных сил. Но мы не раз предупреждали, что Чавес — не марксист, хотя всегда считали его честным и мужественным вождем. Спустя десять лет с момента начала революционного процесса Венесуэла оказалась на перепутье. Кризис руководства выражается в мучительных судорогах. Отсутствие революционной партии с корнями в массах болезненно очевидно. Чавес, вероятно, хотел бы осуществить социалистическую революцию, но он не имеет четкого представления о том, как это сделать, и вокруг нет сильной организации кадровых марксистов, способных подсказать ему дорогу. Кроме того, он окружен бандой чинуш, реформистов и даже хуже. Постоянные колебания слева направо служат тому, чтобы запутать и дезориентировать массы. Ситуация тянется слишком долго, и народ устал.
Чавес пытается опереться на различные классы, шарахаясь из стороны в сторону. После выборов сентября 2009 года, он, казалось, подошел довольно близко к национализации всей экономики. Но он продолжает колебаться. Закон позволяет ему по-настоящему взять власть, экспроприировать помещиков и капиталистов, призвать рабочих установить контроль над заводами, а крестьян — захватить землю. Однако это не делается.
Именно отказ экспроприировать помещиков, банкиров и капиталистов привел к нынешнему беспорядку. Мы поддерживаем любую национализацию, когда она происходит. Но частичная национализация не работает — тем более, если компания не управляется под контролем рабочих в рамках рационального производственного плана для всей страны. Если вы не берете командные высоты экономики, в том числе банки, вы не можете планировать экономику. Политика реформизма считается «практичной», но в реальности она парализует экономику. Мы получаем худший из всех миров: недостатки рыночной экономики, со всем ее беспорядком и анархией, сочетаются с коррупцией и головотяпством бюрократической системы. Итог — хаос.
Интересы буржуазии и бюрократии ясны до предела. Внутри Боливарианского движения существует пятая колонна, которая ставит целью победить его изнутри. Она представляет собой смертельную угрозу для революции. Но гораздо большей угрозой, является разочарование и пассивность масс. Массы устали от бесконечных разговоров о социализме и революции, когда ситуация ухудшается. Положение осложняет и болезнь Чавеса. Никто не может играть в прятки с революцией. Пора решать. Если дело не решится в одну сторону — оно решится в другую. Выборы 2012 года станут критической точкой. Разочарованный настрой среди масс может привести к пассивности и аполитизму, а правому крылу играют на руку неудачи революции.
Невозможно предсказать исход, но конечный результат не будет решаться только на избирательных участках. Вполне возможно, что Чавес победит с незначительным большинством голосов. В таком случае, вероятно, оппозиция будет вопить о подлогах и выводить своих сторонников на улицы. Это поставит Венесуэлу на грань гражданской войны — а контрреволюционеры вовсе не уверены в победе.
Создание народного ополчения станет важным фактором в уравнении. У чавистов есть оружие и, несмотря на недостаток подготовки и дисциплины, они могут выиграть в вооруженном противостоянии на улицах. Это даст новый импульс революции.
Будущее кубинской революции имеет серьезное значение как в самой Латинской Америке, так и за ее пределами. После гибели СССР Куба смогла удержаться — всего в 90 милях от самой мощной империалистической державы мира. Положительный эффект от национализированной плановой экономики в области здравоохранения, образования, жилья, работы резко контрастировал с условиями соседних латиноамериканских стран. Кроме того, еще не вымерло поколение, пережившее революцию. Еще одно отличие в том, что в Восточной Европе люди сравнивали себя с Западной Европой. Кубинцы же сравнивают себя в в основном с Латинской Америкой.
Но теперь её будущее под вопросом.
Крах СССР означал конец мощной сталинистской модели с её влиянием и идеологическим авторитетом. Многие люди критически осмысляют прошлое и ведут страстные, открытые дебаты о том, что происходило в СССР, и делают выводы для Кубы. С другой стороны, ясно, что в государственном аппарате есть элементы, всем сердцем устремленные к контрреволюции и готовые получить выгоду от восстановления капитализма.
Самый важный фактор, однако, — тяжелый экономический кризис на острове. Марксизм объясняет, что в конечном счете, жизненность определенной социально-экономической системы определяется её способностью к развитию производительных сил. Пока система может обеспечить людей хорошим здравоохранением, образованием, гарантированной работой и жильем — она может поддерживать себя, и правящая партия сохраняет легитимность. Но когда это не так, могут возникнуть социальные волнения, сомнения в том, как устроено общество, и настроение цинизма и скепсиса, особенно среди молодежи.
К экономическому кризису привели два взаимосвязанных фактора: распад СССР и мировой кризис капитализма. Крушение восточного блока означало исчезновение субсидий и льготных условий торговли, в результате чего Куба полностью попала в зависимость от мирового рынка.
«Социализм в отдельной стране» — реакционная утопия. Если Советский Союз и Китай, огромные страны с громадными людскими и материальными ресурсами, не смогли защититься от притяжения мирового капиталистического рынка, как маленький остров с ограниченными ресурсами и небольшим населением надеется устоять? Единственное реальное решение — это мировая революция, начиная с распространения революции в Латинской Америке.
В силу крайней зависимости от мирового рынка, Куба серьезно пострадала от глобального кризиса. Сфера услуг составляюет 75% кубинского ВВП. Экспорт медицинских услуг (кубинские врачи в Венесуэле) в два раза превосходит доход от туризма. Таким образом, кубинская экономика ушла от зависимости от СССР для того, чтобы попасть в зависимость от Венесуэлы.
Мировой кризис капитализма означает обвал цен на основной экспорт Кубы (никель), снижение доходов от кубинцев, работающих в США, спад в индустрии туризма и понижение прямых иностранных инвестиций. Для полного счастья в 2008-2009 годах по острову прошлись три волны ураганов, причинив и без того нищему государству ущерб в 10 миллиардов долларов.
В 2009 году дефицит текущих платежей Кубы составил 1,5 млрд. долларов. Куба не смогла выполнить своих обязательств по платежам кредиторам в 2009/10 финансовом году. Это понизило ее кредитный рейтинг и усложнило получение ссуд в будущем, не позволяя занять деньги так, чтобы не наложить дальнейшие тяготы на население. Пришлось существенно сократить импорт продовольствия и принимать другие меры экономии.
Большую часть «зарплаты» кубинских работников составляют социальные льготы, а не чистые деньги. Там более или менее бесплатное жилье, бесплатное и качественное здравоохранение с образованием, и почти бесплатные телефон и электричество. Общественный транспорт почти бесплатен, но весьма несовершенен. Однако за последние 20 лет здравоохранение было подорвано. Кубинцы имеют самый высокий показатель врачей на душу населения, но многие из них работают не на Кубе. Система образования также ухудшается. Таксисты зарабатывают больше учителей, поэтому учителя предпочитают водить такси.
Самое главное, производительность труда очень низка. Поскольку государство не может гарантировать достойную заработную плату или субсидии, практически все вынуждены участвовать в какой-либо нелегальной или полулегальной деятельности, чтобы покрыть все потребности. Чтобы приобрести конвертируемый песо, они должны прибегать к черному рынку. Таким образом развивается теневая экономика с огромной наценкой на основные продукты.
Постепенно распространяется идея, что «частное предприятие» лучше, чем коллективные решения. Плановая экономика подрывается изнутри. Мысль, будто индивидуализм и единоличное управление дают путь вперед, становится все более доминирующей. При отсутствии рабочего контроля, коррупция и бюрократия растет, еще более подрывая плановую экономику.
Всем ясно, что по-прежнему продолжаться не может, что что-то должно измениться. Но что? Рауль Кастро говорит: мы должны быть эффективными. Но как же достичь эффективности? Есть только два варианта: либо вернуться к капиталистическому рынку, либо создать ленинские нормы рабочей демократии.
Часть государственной бюрократии выступает за возврат к капитализму, хотя они не могут открыто говорить о своих истинных целях. Они превозносят китайскую и вьетнамскую модели «социализма». Они говорят, что не хотят отказываться от социализма, всего лишь «улучшить» его. Но это путь к реставрации капитализма. Уже принятые экономические меры ведут ко внедрению рыночных механизмов в управлении и толкают людей в сектор малого бизнеса. Они открывают двери для мощного давления мирового капиталистического рынка, который проникает и растворяет плановую экономику Кубы.
В конечном счете, судьба Кубы будет решаться на международной арене. Общие перспективы мировой революции благоприятны для выживания кубинской плановой экономики при условии создания ленинской рабочей демократии и связи с международным рабочим движением. Но чем дольше отсрочка, тем сильней будут становиться прокапиталистические силы, и критическая точка уже близка.
Для нас ключевым вопросом является собственность на средства производства. Мы должны искать путь к лучшим элементам, которые ведут борьбу против капиталистической реставрации в защиту национализированной плановой экономики, в то же время выступая за рабочий контроль и расширение социалистической революции в Латинской Америке, как единственный выход.
Победа социалистической революции в Венесуэле станет важным шагом к прорыву изоляции Кубы на мировом капиталистическом рынке. Но прокапиталистические фракции среди кубинской бюрократии, с их узким националистическим мышлением, не видят, что неспособность завершить революцию в Венесуэле представляет серьезную угрозу для будущего кубинской революции. Постоянно ставя палки в колеса венесуэльской революции, они подобны человеку, пилящему сук, на котором сидит.
Ленин говорил, что политика является концентрированным выражением экономики. Для марксистов важно влияние эономики на классовую борьбу. На Втором Конгрессе Коминтерна, Троцкий указывал, что каждый шаг буржуазии, направленный на преодоление кризиса будет силивать классовую борьбу. Признаки этого видны повсюду. В 1921 году Троцкий писал:
«До тех пор, пока капитализм не будет свергнут пролетарской революцией, он будет продолжать жить циклами, раскачиваясь вверх и вниз. Кризисы и бумы были присущи капитализму с самого его рождения, они будут сопровождать его до могилы. Но, чтобы определить возраст капитализма и его общее состояние — установить, по-прежнему ли он развивается, или же он созрел, или находится в упадке — нужно диагностировать характер циклов. Таким же образом, состояние организма человека может быть диагностировать по дыханию, регулярному или прерывистому, глубокому или поверхностному, и так далее» «Первые пять лет Коммунистического Интернационала», т. 1, Доклад о мировом экономическом кризисе и новых задачах Коммунистического Интернационала.
Давным-давно Маркс говорил, что экономические системы не погибают раньше, чем они исчерпают весь свой потенциал. Сегодня капиталистическая система выказывает явные признаки такого исчерпания. Но капитализм давно перестал играть прогрессивную роль в мировом масштабе. Он выполнил свою исторически прогрессивную функцию и пережил отведенные ему пределы. Он не в состоянии развивать колоссальный потенциал производительных сил. Нынешний кризис тому доказательство.
Две главных преграды на пути человеческого прогресса — частная собственность на средства производства и национальное государство. Послевоенному взлету способствовало множество причин — в том числе, военная разруха, государственное вмешательство в экономику, кейнсианское дефицитное финансирование, кредитная экспансия, и т. д. Но главной причиной стало колоссальное расширение мировой торговли. Подъем мировой экономики позволил капитализму — частично и временно — преодолеть свои системные границы. Сегодня этот процесс подошел к концу.
Нынешний кризис решительно отличается от кризисов прошлого. Он больше походит на ситуацию, которую Троцкий описывал в 1938 году. Мы переживаем не просто очередной циклический кризис капитализма. Это нечто гораздо более глубокое и серьезное: органический кризис капиталистической системы, из которого нет выхода, кроме дальнейших кризисов и понижения уровня жизни.
Это нечто совершенно новое, и отсюда ясно недоумение всех буржуазных экономистов. Они порядком растеряли свой апломб. Они напоминают старое определение метафизиков: слепцы, которые ищут в темной комнате черную кошку, которой там нет. Буржуазия серьезно обеспокоена. Новая рецессия будет «катастрофической», как говорит Роджер Альтман, высокопоставленный чиновник казначейства из администрации Клинтона. «Мы можем повторить опыт 1937 года, когда Америка рухнула в рецессию спустя три года после выхода из Великой депрессии», — пишет он в «Financial Times».
Буржуазные стратеги понимают, что новая глобальная рецессия возымеет самые серьезные социальные и политические последствия. Их прогнозы становятся всё более мрачными. Тот же доклад UBS, который мы цитировали выше, предупреждал об опасности гражданских беспорядков вследствие экономического кризиса в Европе:
«Учитывая последствия безработицы, будет практически невозможно рассмотреть сценарий распада без серьезных социальных последствий. При такой степени общественной поляризации, исторические параллели непривлекательны. Прошлые случаи распадов валютного союза, как правило, дают один из двух результатов. Либо авторитарное правительство сдерживает или подавляет социальные беспорядки (сценарий, который обычно требует перехода от демократического к авторитарному или военному правлению) — либо, наоборот, общественные беспорядки раскалывая общество по разделительным линиям, перерастают в гражданскую войну. Такие варианты не неизбежны, но они показывают, что развал валютного союза — не только вопрос финансового порядка.»
«Стоит, конечно, отметить, что у ряда стран еврозоны есть история внутренних раздоров — наиболее очевиден пример Бельгии, Италии и Испании. Верно также и то, что распад валютного союза почти всегда в истории сопровождалось крайностями в виде гражданских беспорядков или гражданской войны »
UBS Global Economic Perspectives, 6 сентября 2011.
Вывод вряд ли может быть еще более пессимистичным:
«Вопрос не в том, как будет развиваться либеральная демократия, — а в том, выдержит ли либеральная демократия социальные потрясения, сопровождающие валютный раскол. У нас нет доказательств, что ей это под силу»
Эти строки показывают нервозность стратегов Капитала. Они видят невозможность прочного социально-политического равновесия. Они также понимают, что нормальные инструменты буржуазной демократии вряд ли пройдут проверку в условиях «крайностей гражданских беспорядков».
Всё правильно. Однако маловероятно, что буржуазия отважится на прямую гражданскую войну в Греции или любой другой развитой капиталистической стране. Только после того, как будут исчерпаны все другие возможности, буржуазия задумается о возможности военного переворота, чреватого опасностью для неё самой.
За последнее время имели место мощные взлеты классовой борьбы, в основном, в Южной Европе. Естественно, что она начинается не в сильных североевропейских странах. Но придет и их черед, как уже видно по Англии и Франции.
Уже осенью 2009 года во Франции были огромные выступления против мер экономии: на улицы вышли 3,5 миллиона рабочих. Эти протесты прошли не только в крупных городах, но и в сотнях городков поменьше: в таких городках на улицу выходило до четверти населения. Нефтеперерабатывающие заводы были блокированы, в школах и университетах начались протесты. Кроме того, 65-70 процентов населения выступило в поддержку движения.
Но это было лишь предвосхищение. После этого мы стали свидетелями крупнейшей всеобщей забастовки в Португалии со времен революции 1975 года. В Италии прошли массовые демонстрации в Риме и всеобщая стачка. В Греции за год прошло 13 всеобщих забастовок. В Англии профсоюзы провели крупнейшую демонстрацию в истории, а затем последовала серия крупнейших стачек с 1926 года.
Управляющий Банка Англии Мервин Кинг заявил, что Британия переживает сильнейший спад уровня жизни с 20-х годов. Пенсии предполагается сократить на 40%, а прибыли растут. Банк «Barclays» получил рекордную прибыль и уплатил всего 2% налогов. Доходы директоров 100 крупнейших фирм в 2011 году выросли на 49%. Это провоцирует взрывы ярости, отразившиеся в волне беспорядков обездоленной молодежи Лондона и других городов.
В Испании состоялось массовое молодежное движение, непосредственно вдохновленное египетской площадью Тахрир. Как в Египте, так и в Испании, высок уровень безработицы среди молодежи, что привело к взрывному движению «indignados». В свою очередь, испанские акции вдохновили аналогичные захваты площадей в Греции. Афины задыхались от слезоточивого газа, когда полиция «социал-демократического» правительства разгоняла революционную молодежь. Даже в Нидерландах на улицы Гааги вышло 15 000 студентов.
События, события, события — вот ключ к ситуации. И грядут великие события, который перетряхнут общество до самого дна и изменят его мышление. Мы уже видели это в Тунисе, Египте, Испании и Греции. Даже в Восточной Европе мы видели большие движения в Албании и Румынии. В Болгарии бастовали даже полицейские. В России растет число голосов за компартию, которая начала привлекать некоторые слои молодежи, показывая, что там ситуация также начинает меняться. Эти крайне важные события, которые знаменуют собой поворот в ситуации в Европе. Другие пойдут следом с большей или меньшей задержкой, в зависимости от сложившихся условий.
Что верно для Европы — верно и для остального мира, как показали арабские революции и протестное движение в США.
Год за годом так называемые «левые» блеяли о «низком уровне сознания» масс. Эти люди не способны смотреть на вещи диалектически. Они загипнотизированы нынешней ситуацией, и не могут увидеть хода развития и перемен. Они не в состоянии понять реальное движение рабочего класса, и потому события всегда застигают их врасплох. Они обречены изучать лишь заднюю часть истории.
Такой подход не имеет ничего общего с марксизмом. Это смесь грубого эмпиризма и идеализма. Они исходят из идеальной нормы сознания и осуждают реальность, поскольку та не соответствует их идеальной норме. Так что для них рабочий класс никогда не бывает достаточно сознательным. И тем не менее на протяжении всей истории революции делаются не образованными педантами, а именно «политически непросвещенными массами».
Вопреки предрассудкам идеалистов, человеческое сознание не революционно, не прогрессивно, но глубоко консервативно. Люди не любят перемен. Они любят стабильность, потому что это более удобно. Они будут упорно цепляться за существующий порядок, его мораль и заблуждения, за знакомые партии и лидеров — пока события не заставят их измениться.
Глубокие перемены в сознании возникают из опыта масс. Это происходит не постепенно, а резкими и судорожными порывами. Революционное мышление не развивается гладко в континууме, справа налево, с течением времени. Революция — именно тот критический момент, когда количество превращается в качество, и свершается внезапный скачок.
Как развивалось революционное сознание масс во время русской революции? Когда в 1904 году вспыхнула забастовка на Путиловском заводе, её не возглавляли большевики или меньшевики. На первых порах революции 1905 года народ шел за священником, попом Гапоном, со всей его отсталостью и предрассудками, которые олицетворяли стадию, достигнутую на тот момент движением.
В начале 1905 года революционеры были изолированы от масс: когда большевики раздавали рабочим листовки с призывами свергнуть монархию и созвать учредительное собрание, рабочие рвали эти листовки и частенько били большевиков. Но вечером девятого января, сразу после кровавой воскресной бойни, рабочие вернулись к большевикам с одним требованием: «Дайте нам оружие!»
Любая другая тенденция недооценивает серьезность сложившейся ситуации, не имеющей прецедентов в новейшей истории. Правда, что сознание рабочих отстает от объективной реальности. Они еще не поняли, что это означает полный разрыв со своим прошлым опытом. Большинство людей считает, будто положение можно хоть как-то поправить. Но автор «The Economist» справедливо заметил: «Да, рано или поздно мы вернемся к нормальной жизни. Но это будет новая норма».
Нет и не может быть возврата к «старым добрым дням», когда правящий класс развитых капстран мог путем уступок и реформ купить классовый мир. Теперь все завоевания европейского и американского рабочего класса находятся под угрозой. С точки зрения буржуазии, именно эти завоевания мешают классу капиталистов разрешить кризис.
В сознании правящего класса уже происходили драматические перемены. Двадцать лет назад их распирало высокомерие после падения СССР. Теперь все в прошлом. Былая уверенность испарилась, и они смотрят в будущее с ужасом. Во время бума капиталистов обуревала мания величия, особенно после падения «коммунизма». Они действительно верили, что их порядок воцарился навеки. Мнимое превосходство рыночной экономики должно было решить все проблемы, пусть только государство оставит рынок в покое — и произойдут чудеса.
Теперь все встало с ног на голову. Сегодня времени выживание капиталистов полностью зависит от государства. Банки ожидают, что их потери должно компенсировать государство, — то есть, налоги рабочего класса, на чьи плечи ложится вся тяжесть кризиса. Но это сильнейшим образом повлияет на социальные отношения, политику и классовую борьбу. Это уже началось.
В прошлом буржуи покупали социальный мир путем уступок, делились частью прибавочной стоимости, которую производили для них рабочие. У них было достаточно места для маневра, чтобы делать это на основе огромных прибылей, зашибавшихся во время бума. Но теперь не то. Единственные, кто искренне верят в рыночную экономику — вожди рабочего движения, которые в период кризиса являются главным оплотом капиталистической системы. Это означает, что профсоюзные организации будет потрясать один кризис за другим. Рано или поздно старые правые лидеры слетят со своих мест, и их заменят другие вожди, более чувствительные к давлению снизу.
За последние годы мы несколько раз видели как ультралевые секты пытаются создать «новые партии». Иногда, как во Франции, поначалу им сопутствовал успех, который в конце концов оказался эфемерным. Все попытки построить новые „революционные партии“ вне существующих массовых организаций рабочего класса с треском провалились.
«Социалистический альянс» и «Респект» в Британии раскололись и исчезли. На последних местных выборах сектанты уступили места Лейбористской партии!
Во Франции Новая антикапиталистическая партия (NPA, Nouveau Parti Anticapitaliste, преемник манделистской LCR) получила лишь 1,2% (по сравнению с 4,1%, самостоятельно завоеванными LCR в 2007 году) и теперь пребывает в раздорах и кризисе. Секты в настоящее время полностью дезориентированы и деморализованы.
Голоса радикальных слоев оттянули Жан-Люк Меленшон и Левый фронт. Составные части Левого фронта — ФКП и Партия левых — снова начали расти. Если во Франции и появится «новая» левая партия, то она родится из слияния Компартии с отколом из Соцпартии, а не из сближения различных сект.
Немецкая партия DIE LINKE возникла в 2007 году в результате слияния ПДС (преемник экс-коммунистической партии бывшей ГДР, со значительной базой на Востоке) и WASG (левый откол от СДПГ в 2004 году под руководством профсоюзов, в основном укорененный на Западе). Оскар Лафонтен, бывший лидер СДПГ в 90-х, сыграл ключевую роль в этом процессе и по-прежнему является одной из ведущих фигур в партии. Набирающие силу «Объединенные левые» Испании (Izquierda Unida) были созданы Компартией, которая до сих пор остается их стержнем и организующей силой. В Португалии «Левый блок» (Bloco де Esquerda) тоже не является «новой» партией, созданной сектантами, а представляет собой слияние маоистов (которые имели определенные традиции во время португальской революции), манделистов и выходцев из Компартии, которые отвергли её жесткий сталинизм.
«Единый список» в Дании (Красно-зеленый альянс) также имеет корни в традиционных массовых организациях. Он стал результатом слияния левых социалистов (отколовшихся от Социалистической народной Партии в 1967 г., датской Коммунистической партии и манделистов.
Самое поразительные события, однако, произошли в Греции, которая переживает предреволюционный кризис. ПАСОК, некогда набиравшая до 48% голосов, упала до 13%, тогда как «Сириза», прежде довольствовавшаяся 5%, в настоящее время стала второй по величине партией, завоевав около 27%.
«Сириза» — не «новая партия», изобретенная сектантами. Её ядром является Synaspismos, откол от Компартии Греции и часть «коммунистической семьи».
Греческие ультралевые создали свой собственный избирательный блок, Antarsya, истерически критиковали «Сириза» — и были справедливо вознаграждены смехотворными 1,19% на парламентских выборах в мае и жалкими 0,33% на июньских выборах, где большинство избирателей отказались от них в пользу «Сириза».
Все это свидетельствует о правильности нашей общей ориентации. Мы сохраняем твердую ориентацию на традиционные рабочие организации. Они включают в себя коммунистические партии и формации, созданные вокруг них, а также группы, отколовшиеся от социалистических и социал-демократических партий.
Радикальные настроения среди более продвинутых слоев рабочего класса в настоящее время выражаются через коммунистические традиции — там, где у них есть массовая поддержка — и через левые течения в социал-демократии. Именно этого не могут понять сектанты.
Мы сохраняем нашу общую ориентацию на традиционные массовые организации рабочего класса, но мы также понимаем, что во многих странах имеется более одной традиции, и когда одна из них дискредитировала себя в глазах народных масс — настает черед другой. Гибкая тактика позволит нам следить за каждым поворотом в ситуации и пользоваться каждым открывающимся шансом.
Миллионы людей, которые вышли на улицы и площади Испании и Греции, чтобы противостоять политике урезания бюджетных расходов, не верят политиканам и профсоюзным лидерам. Можно ли упрекать их в этом? И в Испании, и в Греции такие урезания производились руками «социалистических» правительств. Массы поверили им — и оказались преданы. Они приходят к выводу, что для защиты своих интересов они должны не оставлять всё политикам, а действовать сами. Это правильный революционный инстинкт.
Те, кто высмеивает движение как «чисто стихийное», демонстрируют лишь непонимание природы революции, которая есть прежде всего прямое вмешательство масс в политику. Его стихийность — огромная сила; но в известный момент она станет фатальной слабостью движения.
Конечно, массовое движение на начальных стадиях обязательно страдает от беспорядка. Массы могут преодолеть эти недостатки только путем своего прямого опыта борьбы. Но если мы хотим преуспеть, нам суждено пройти через начальную сумятицу и наивность, вырасти и созреть, и сделать правильные выводы.
Те «анархистские» вожди да, у анархистов тоже есть вожди, или те, кто пытается вести остальных, которые полагают, будто беспорядок, организационная аморфность и идеологическая неопределённость положительны и необходимы, играют пагубную роль. Это похоже на то, как если бы мы специально удерживали ребёнка в детском состоянии, чтобы он никогда не научился говорить, ходить и мыслить.
История войн знает много случаев, когда многочисленная армия из храбрых, но необученных бойцов, терпела разгром от меньшего числа хорошо тренированных солдат под руководством квалифицированных и опытных офицеров. Захват площадей — хороший способ мобилизовать массы на борьбу. Но само по себе это недостаточно. Правящий класс, возможно, не станет разгонять протестующих силой, но он может позволить себе выждать, пока движение не пойдет на спад, а уж затем приступить к решительным действиям, чтобы положить конец «беспорядкам».
Само собой разумеется, что марксисты всегда будут в первых рядах любого сражения, которое улучшает жизнь рабочего класса. Мы будем бороться за любое завоевание, каким бы маленьким оно ни было, потому что борьба за социализм немыслима без каждодневной борьбы за улучшения внутри капитализма. Только через серию частных столкновений, наступательного или защитного характера, массы могут открыть свою собственную силу и обрести необходимую уверенность, чтобы бороться до конца.
В некоторых обстоятельствах забастовки и манифестации могут вынудить правящий класс пойти на уступки. Но сейчас не тот случай. Чтобы преуспеть, необходимо поднять движение на более высокий уровень. Этого можно добиться благодаря твёрдой связи с рабочим движением на заводах и в профсоюзах. Лозунг всеобщей стачки выходит на первый план. Но даже всеобщая стачка сама по себе не может решить проблемы общества. В конечном счёте, она должна быть связана с бессрочной всеобщей стачкой, напрямую касающейся вопроса о государственной власти.
Растерянные и колеблющиеся лидеры способны лишь воспроизводить растерянность и колебания. Борьба рабочих и молодежи была бы бесконечно легче, если бы во главе стояли храбрые и дальновидные люди. Но такие вожди не падают с небес. В ходе борьбы массы устраивают проверку каждому вождю и течению. Они скоро обнаружат недостатки тех случайных фигур, что появляются на ранних стадиях революционного движения, как пена вскипает на гребне волны, и затем исчезают как та же пена, когда волна врезается в берег.
Благодаря своему опыту, все большее число активистов приходит к необходимости последовательной революционной программы. А её может представить только марксизм. Идеи, которые десятки лет обсуждались в крошечных группах, найдут сначала сотни, затем тысячи и сотни тысяч слушателей. Что нужно — это, с одной стороны, терпеливая подготовительная работа марксистских кадров, а с другой — конкретный опыт самих масс.
Тактика и стратегия — разные вещи, и даже, казалось бы, противоречащие при определенных обстоятельствах. Наша долгосрочная стратегия ясна, и мы должны её придерживаться. Когда массы политизируются, то они в первую очередь обращаются к существующим массовым организациям рабочего класса. Но чтобы построить марксистскую тенденцию, недостаточно просто повторять правильные общие положения. Мы должны исходить из конкретных условий движения на том или ином этапе. И эти условия не остаются стабильными, а постоянно меняются.
Тактика по самой своей природе должна быть гибкой, и, если необходимо, мы должны быть в состоянии изменить её в течение 24 часов. В военном искусстве стратегия может предполагать атаку на определенные позиции. Но если эта позиция слишком хорошо защищена, и наших сил недостаточно, чтобы взять её, нам придется пересмотреть нашу тактику. Вместо лобовой атаки, мы можем сконцентрировать свои силы на вторичных, но более доступных целях. Завоевав их, мы можем укрепить свои силы для новой атаки на основную позицию.
Новая ситуация пока еще не нашла отражения в массовых организациях, за исключением профсоюзов, которые стоят ближе к классу, чем партии. Из этого вытекают определенные выводы. Если гневный настрой общества не находит выхода в массовых организациях, он найдет другие проявления.
Такие движения как испанские «indignados» возникают потому, что большинство рабочих и молодежи не находят себе политического представителя. Они не анархисты. Они проявляют растерянность и отсутствие четкой программы. Но потом, где бы они нашли четкие идеи? Эти спонтанные движения — плод десятилетий бюрократического и реформистского вырождения традиционных партий и профсоюзов. Отчасти это здоровая реакция, как писал Ленин в «Государстве и революции» применительно к анархистам.
С обычной впечатлительностью сектанты полностью опьяненились этими новыми движениям. Но мы не должны омрачать свой ум эфемерными феноменами. Нужно понимать, что у таких движений есть свои пределы, которые быстро выявляются в ходе борьбы. Новые движения отчуждены от массовых организаций, чувствуя, что те не представляют их. С другой стороны, новые движения сами не осознают, насколько серьезно обстоят дела. Они пытаются убедить буржуазное правительство сменить политику, не понимая, что ситуация не позволяет этого. Это в конечном счете заведет их в тупик.
На определенном этапе эти новые движения пойдут на убыль, оставив единственного политического выразителя для рабочих — массовые партии. Низовое давление на эти организации будут расти, перетряхивая их сверху донизу. Произойдет ряд кризисов и расколов, которые на известном этапе приведут к росту массового левого крыла. Мы должны всегда крепко держать это в голове, если не хотим превратиться в изолированную секту.
Судьба сект должно послужить нам предупреждением. Они пребывают в кризисе, так как все их попытки создать «революционную» партию вне традиционных пролетарских организаций с треском провалились, хотя объективные условия для этого были благоприятны как никогда. Они не понимают, по каким законам развивается рабочий класс, и это обрекает их на бессилие. Когда начнется серьезный подъем пролетариата, их просто сметут с дороги.
Движение масс может идти только через традиционные рабочие организации. Конечно, это дело не одного дня, и процесс идет не по прямой. Будет много зигзагов и противоречивых событий, и именно потому наша тактика должна быть гибкой. Но в конечном итоге, основное развитие пойдет через массовые организации.
Буржуазия сейчас находится в глубочайшем кризисе за всю свою историю. Но мы должны быть осторожны с объяснениями. Ленин указывал, что никакого «последнего кризиса капитализма» быть не может. История показывает, что капиталисты всегда могут найти выход из самого глубокого кризиса, если их не свергнет рабочий класс. Однако голословное утверждение, что капиталисты могут найти выход из нынешнего кризиса ничего нам не скажет. Следует задаться вопросом: сколько времени это займет, и какой ценой?
В 1939 году они разрешили кризис через войну. Могут ли они сделать это снова? Польский министр финансов Яцек Ростовский, чья страна ныне председательствует в ЕС, заявил Европарламенту в Страсбурге: «Если еврозона распадается, Европейский Союз не сможет выжить». Он даже предупредил, что, если кризис подорвет ЕС, в Европу может вернуться война. Конечно, все противоречия выходят на первый план. И тем не менее, перспектива — не новая мировая война, как в 1914 или 1939 году, но обострение классовой войны.
Аналогия с 1939-м поверхностна и ошибочна. Ситуация несопоставима. Во-первых, как объяснял Троцкий, война в Европе стала возможна только после серии решающих поражений рабочего класса в Италии, Германии, Австрии и Испании. Классовый баланс сил теперь совершенно иной. Рабочие организации в значительной степени нетронуты, и буржуазия не может сразу повернуть к реакции в форме военно-полицейского государства.
Наряду с классовым равновесием сил (которое является основной причиной, почему мировой войны не будет), есть и другая причина, почему европейский правящий класс не захочет легко двигаться в направлении фашизма и бонапартизма. Они здорово обожгли пальцы в прошлом, когда передали власть банде фашистских авантюристов и неуправляемых диктаторов. В случае с Германией, это привело к катастрофическому разгрому в войне и потери большой части своей территории. Более близкий случай — греческая хунта, пришедшая к власти в 1967 году. Дело кончилось революционным восстанием 1973 года. Они дважды подумают, прежде чем повторять такой опыт. Перспектива диктатуры возникнет только после того как рабочие потерпят решающее поражение.
Помимо внутреннего соотношения классовых сил, необходимо также учесть соотношение сил между основными странами. В вопросах войны необходимо четко представлять: кто с кем будет воевать? Это очень конкретный вопрос! В отношениях между Европой и США есть напряженность, способная в будущем привести к торговым войнам. Но сокрушающее превосходство США означает, что никакая сила на земле не сможет одолеть их. Все европейские страны вместе взятые не смогут вести войну с США.
Несмотря на свои промышленные мускулы, Германия не в состоянии вторгнуться в Россию, как это было в 1941 году. Напротив, она сама все более подчиняется интересам России в Европе. Мы видим то же самое в Азии, где ранее отсталый Китай стал промышленным и военным гигантом. Может ли Япония вторгнуться в Китай, как это было в 30-х годах? Пусть попробует! Это уже не тот Китай, что в 1930 году. По той же причине США не могут надеяться вернуть Китай на позиции колониального рабства, как они мечтали в прошлом.
Между различными странами растет напряженность. Китай резко увеличивает военные расходы. Пекин покупает авианосцы и разрабатывает ракеты большой дальности. В целях противодействия США проводят совместные военные маневры с Вьетнамом и развертывают в регионе новые войска. Вьетнам также укрепляет огневую мощь, заказывая в России подводные лодки и самолеты. Есть серьезная напряженность на Корейском полуострове, в результате тяжелого кризиса северокорейского режима, который может взорваться в любой момент. Это тревожит китайцев, опасающихся беспорядка у границ. При определенных условиях эти линии разлома могут перерасти в военные конфликты. Но мировая война между крупнейшими державами исключена.
С другой стороны, мировой кризис означает постоянные малые войны, как в Ираке и Афганистане. Они усилят социальное недовольство и обострят классовую борьбу в Европе и США. Силы американского империализма колоссальны, но не безграничны. Мы видим пределы военной мощи США в Ираке и Афганистане. Они напали на Ирак только когда его армия была фактически разрушена годами блокады. Но даже тогда попытка удержать Ирак в покорности потерпела поражение от партизанской войны. Самая могущественная держава планеты, после бегства из Ирака, также будет вынуждена покинуть Афганистан, оставив после себя хаос.
Мы не раз указывали, что как только буржуазия пытается восстановить экономическое равновесие — она уничтожает равновесие социально-политическое. Греция тому доказательство. Социальная и политическая стабильность уже уничтожены. И осознание того, что все жертвы были напрасны, сделает экономию совершенно невыносимой. Результатом будет бурный период революции — и контрреволюции — которые могут затянуться на годы.
Рабочий класс переживет много тяжелых ударов которые встряхнут сознание рабочих и молодежи и ожесточат их. Ужасные события в Норвегии — предупреждение. Недавно мирная, процветающая, демократическая Норвегия, которая казалась неуязвимой для кризиса, содрогнулась от волны убийств молодых социалистов, учиненной фашистским головорезом. Правда в том, что отношения между классами в скандинавских странах несколько смягчились после Второй мировой войны. Отсутствие больших классовых боев притупляло остроту классовой борьбы. Эта мягкость разъедала рабочее движение, распространяя чужеродные идеи: феминизм, пацифизм, и другие мелкобуржуазные идеологии проникли в движение, породив пагубные последствия. И не только в Скандинавии.
Десятки лет казалось, будто скандинавские страны являются образцом мирных реформ. Так думали о Норвегии, пока это удобная схема не рухнула после страшной резни в лагере «Трудовой молодежи». Вопреки мнению норвежского суда, это был не акт безумца-одиночки. Он вскрывает противоречия, которые созданы в рамках капитализма и угрожают разрушить внутреннее единство и стабильность даже самых развитых капиталистических государств, не исключая и США.
В 70-х заговор «Гладио» показал, насколько хрупка структура буржуазной демократии. Буржуазия может перейти от демократии к диктатуре так же легко, как пассажир поезда переходит из одного купе в другое. Однако для того, чтобы сделать это, требуются определенные условия. Есть законы, которые управляют революцией, а есть такие же для контрреволюции. Буржуазия не может перейти к диктатуре по собственному желанию, так же как мы не можем сделать революцию просто потому что её хотим.
Немецкая газета «Бильд» рассекретила доклад ЦРУ, предупреждающий, что дальнейшее ужесточение экономических мер в Греции может вызвать военный переворот. По мнению авторов доклада, уличные протесты могут повлечь волну насилия, и тогда правительство рискует утратить контроль. Если же ситуация станет неуправляемой, гласит доклад, возможен военный переворот.
Не исключено, что часть правящего класса Греции вынашивает идею решить проблемы, резко повернув к реакции, как было в 1967-м. Однако греческие рабочие помнят 1967 и преступления хунты. Любой рывок в этом направлении повлечет гражданскую войну. Это понимает американский политический аналитик Барри Эйхенгрин (университет Беркли, Калифорния). В последней статье под говорящим названием «Европа на грани политического взрыва» он пишет: «Политическая и общественная стабильность Греции уже подорвана. Одной шальной резиновой пули может хватить, чтобы следующий уличный протест перерос в гражданскую войну».
Барри Эйхенгрин не одинок. Пол Мейсон, экономический редактор ночных новостей BBC-2, пишет: «В канцеляриях Европы (прежде всего, в Берлине) есть вопросы, которые невозможно вообразить. Существует полное несоответствие между политическими ожиданиями и грядущей реальностью. Это напоминает мне — как и многое в 2011 году — 1848 год. Меттерних посмеивается из окна над бессильной толпой за несколько часов до его свержения, Гизо задыхается от шока, отправив в отставку свое министерство, Тьер, премьер-министр на день в этой лихорадке XIX века, спасается в карете от преследования масс…»
Греческие дела всерьез беспокоят самых проницательных буржуазных стратегов. И не в том беда, что дело может дойти до гражданской войны. Беда, что греческая буржуазия не уверена в своей победе. Рабочий класс непобедим. За ним стоит поддержка широких народных масс — не только рабочих и крестьян, не только студентов и интеллигенции, но даже лавочников, таксистов, даже отставных военных, которых резкий спад уровня жизни заставил сделать революционные выводы.
Буржуазия сейчас не нуждается в фашистах. Любые попытки установить фашизм или бонапартизм только подтолкнут рабочее движение к действию. Брюссельские политиканы опасаются, что Греции станет неуправляемой. Если она еще не стала таковой — то лишь благодаря реформистским лидерам. Именно поэтому в ближайшем будущем буржуазии придется править через реформистские партии и профсоюзы.
В Греции спасение капитализма выпало на долю руководства ПАСОК. Папандреу из кожи лез, чтоб доказать свои «государственные качества» (то есть, преданность интересам банкиров и капиталистов). Он был готов принять весь позор программ экономии и, наконец, положить собственную голову на алтарь греческого и европейского Капитала.
Именно реформисты осуществляют экономическое секвестирование — либо напрямую, либо путем поддержки атак правых правительств на уровень жизни как «патриотического долга». В Греции они вошли в так называемое «правительство национального единства» с «Новой Демократией», а также ультраправой партией ЛАОС. В Италии они голосовали за «технократическое» правительство Монти. И там, и там эти так называемые «правительства национального единства» означают единство боссов против рабочих в организации дальнейших атак на жизненные стандарты.
В результате десятилетий бюрократического и реформистского вырождения (особенно за последние полвека) руководство массовых организаций рабочего класса превратилось в тяжелейшее препятствие на пути революционного движения. Чудовищно, но факт. Диалектическое противоречие: в то самое время, когда капитализм находится в глубочайшем кризисе за всю свою историю, все лидеры рабочего движения примирились с «рынком».
Но если ты признаешь существование капитализма, — нужно принять и диктат капитала. Это объясняет поведение реформистов, которые по всему миру выступают как кризисные менеджеры капитализма, выполняя программу экономии и атак на уровень жизни во имя защиты интересов банкиров и капиталистов. При этом «левые» не лучше, чем правые. Они разделяют мнение правых, что на самом деле альтернативы капитализму нет, и надо действовать соответственно.
Они отказались от всякой перспективы социалистического преобразования общества. Разница в том, что если правые служат Капиталу с энтузиазмом и без колебаний, «левые» верят в возможность капитализма с человеческим лицом. Они хотят добавить чайную ложечку сахара в горькую микстуру. Но жизнь подготовила суровый урок реальности для левых реформистов. Независимо от субъективных намерений, «левые» выступают лишь в качестве прикрытия для правых реформистов.
То же касается и бывших «коммунистических» лидеров, которые превратились в вульгарных социал-демократов. Эти вожди полностью оторваны от реальных настроений рабочего класса. Тот, кто думает, будто итальянские, испанские или бельгийские рабочие (или рабочие любой другой страны) примут эти урезания без боя, живет на другой планете.
Без лидеров-реформистов капитализм не простоял бы и недели. По этой самой причине говорить об опасности фашизма и бонапартизма сейчас нет никакого смысла. Правящий класс по всей Европе на данном этапе должен опираться на лидеров массовых рабочих организаций. Любые попытки установить фашизм и бонапартизм только подтолкнут рабочее движение к действию.
Конечно, всё может измениться. Нынешний кризис может затянуться на годы. В какой-то момент правящий класс скажет: хватит стачек, хватит демонстраций, хватит беспорядков. Пора навести Порядок! Тогда может возникнуть движение в направлении реакции. Но даже в этом случае правящему классу придется действовать осторожно, прощупывая каждый шаг на пути к парламентскому бонапартизму.
Правящий класс не в состоянии дать решительный бой рабочему движению. Напротив, маятник идет влево. У пролетариата будет много шансов взять в руки власть прежде чем правящий класс обратится к реакции. Конечно, движение рабочего класса никогда не идет по прямой. У нас есть время, но оно не безгранично. Буржуазия сейчас не может открыто применить силу. Но всё может измениться — и будет меняться. Поражения неизбежны. На каком-то этапе буржуазия может завоевать поддержку по вопросу «восстановления порядка». Однако, ни в одной развитой капстране такая перспектива не стоит на повестке дня.
Одним из наиболее примечательных факторов в движениях, охвативших мир, стала роль молодежи, которая всегда стояла на переднем крае борьбы. Молодые студенты и рабочие, в силу своего положения, являются очень чувствительным барометром основных противоречий в обществе. В арабском мире почти 75% населения составляют люди до 35 лет. Из них почти 70% не имеет работы, и большинству приходится добывать пропитание в неформальном секторе экономики. Кроме того, удушающее лишение любых демократических прав чрезвычайно давит на молодежь, которая по самой своей природе склонна бунтовать против таких уз.
Нынешнее положение молодежи в развитых капстранах принципиально не отличается от отсталых стран. В Испании уровень безработицы среди молодежи в возрасте до 25 лет превышает 40%, а ситуация в остальной Европе стремительно движется в том же направлении. В то же время буржуазная демократия быстро теряет свою легитимность в глазах молодежи, которая справедливо видит в ней (и всех связанных с ней партиях) не более чем ширму для диктатуры банкиров.
Опрос «Pew Research» недавно показал, что домохозяйства в США, возглавляемые людьми, не старше 35 лет, в 2009 году стоили в среднем всего $ 3662 — в 47 раз меньше, чем средняя стоимость домохозяйств, возглавляемых людьми от 65 лет и старше. Учитывая безработицу и рекордный уровень долгов, для этого «потерянного поколения» нет света в конце тоннеля.
Молодое поколение, подрастающее сегодня в развитых капиталистических странах, станет первым со времен Второй мировой войны, которое будет жить хуже чем его родители. У него нет памяти о «золотом веке» реформизма, когда капитализм мог позволить себе несколько незначительных уступок, создававших авторитет реформистским вождям, которые обеспечивали социальный мир. Оно не помнит о борьбе послевоенной эры, когда рабочие сражались в рядах своих традиционных массовых организаций. Единственный опыт, который у них есть — контрреформы 90-х годов, а также постоянные предательства социал-демократов и сталинистов.
Поэтому молодежь с недоверием смотрит на все сложившиеся политические силы. Авторитет лидеров массовых партий среди молодежи низок как никогда. С начала кризиса молодежь получила ряд тяжкив ударов, но реформисты и сталинисты не вступились за неё. Традиционные организации по-прежнему задыхаются под спудом карьеристской бюрократии, и поэтому на данном этапе не отражают чаяния развернувшихся движений. Напротив, лидеры Лейбористской партии в Британии, ПАСОК в Греции и Демократической партии в Италии, прогибаются под капиталистов и делают все возможное, чтобы выглядеть достойными «государственными мужами».
Эта ситуация будет меняться в будущем, начиная с профсоюзов. Уже сейчас массы давят на профсоюзных лидеров, требуя сделать хоть что-то. В некоторых странах им, например, пришлось объявить всеобщие забастовки. Тем не менее, мы все еще пребываем на очень ранней стадии процесса внутреннего размежевания массовых организаций.
Таким образом, в то время как молодежь, особенно ее активные слои, делают революционные выводы, руководство официальных массовых организаций отчаянно цепляется за капиталистический порядок. Вот почему они не могут удовлетворить радикальную молодежь, которая ищет идеи, позволяющие полностью порвать с системой. Молодежь действует смело и энергично, и это создает большие возможности для марксистов, которые могут идти к молодежи под своим собственным знаменем. Если марксисты примут гибкий подход к этой революционной молодежи, нас ждет успех.
«Перспективы» — не просто перечень фактов и цифр. Они должны касаться фундаментальных процессов мировой революции. Мы должны постараться собрать нити вместе и сделать выводы. Сейчас мы вступили в самые неспокойные времена человеческой истории, с резким подъемом классовой борьбы во всем мире. Мы вступили в период, когда буржуазные режимы падают, так же как и сталинистские 20 лет тому назад. Это беспокоит и страшит буржуазию.
Везде видны признаки упадка. Такие симптомы известны историкам, знакомым с эпохой крушения Римской империи. Скандалы потрясают буржуазию во Франции, Италии и Великобритании. Скандалы в Британии самые глубокие, затрагивающие все институты: прессу, политиков, банкиров и монархию.
События в Висконсине означали начало брожения в США. Это, конечно, не значит что завтра над Белым домом будет реять красный флаг. Но это означает, что один и тот же процесс происходит везде, с разной скоростью и в разных условиях — даже в самой богатой и самой могущественной стране мира.
Однако мы не вправе воспринимать события поверхностно и эмоционально. Массы не могут оставаться на улицах до бесконечности. Ситуация чревата внезапными и резкими переменами. В одной стране за другой рабочий класс и молодежь уже встают на путь борьбы. Революционное брожение затянется на годы, возможно, на десятилетия. Мы должны ожидать приливов и отливов. Будут большие шаги вперед, но будут и другие моменты — усталости и разочарования, — и даже периоды реакции.
Неизбежно будут неудачи и поражения. Но в такую эпоху поражение становится лишь прелюдией к новому революционному подъему. Вспомним, что даже в 1917 году революция переживала взлеты и падения. После поражения июльских дней Ленину пришлось бежать в Финляндию и скрываться в подполье почти до Октябрьской революции. Но революционная механика привела к новому подъему. По той же схеме с 1930 года развивалась испанская революция.
Дорога, которую мы выбрали, отнюдь не легка. Надо закалить наши кадры так, чтобы они не поддавались пустяковым сменам настроений в классовой борьбе. Это эпоха революций, войн и контрреволюций. Это означает, что для марксистской тенденции повсюду открыты огромные возможности. Однако залог успеха в том, что мы обучаем наши кадры марксистскому методу.
Двадцать лет назад сталинские тирании с их могущественным репрессивным аппаратом одна за другой рухнули под ударом массовых подъемов. Тед Грант отмечал, что крах сталинизма был драматическим событием, но он стал лишь прелюдией к чему-то гораздо большему: кризису капитализма. И сегодня мы можем его наблюдать.
Что поражает в крахе сталинизма — так это легкость, с которой рабочие свергли, казалось бы, всесильные государства с огромными аппаратами насилия. То же самое возможно и при капитализме, как мы видели в Тунисе и Египте. Когда наступает момент истины, старый режим рушится будто карточный домик. События, подобные Маю 68-го, могут повторяться и обобщаться.
Единственное, чего не хватает в революционной ситуации, которая возникла в Тунисе, Египте и Греции — революционного руководства. Оно не может родиться по наитию. Его надо готовить заранее. Как это сделать? Какова обязанность марксистов в такой ситуации? Мы пока не стремимся охватить своей пропагандой массы. Это за пределами наших возможностей. Мы нацелены на самые передовые элементы рабочих и молодежи. Мы не выдвигаем «легких» агитационных лозунгов, которые просто говорят то, что рабочие знают и без нас. Рабочим нужно говорить правду. А правда в том, что при капитализме их ждет только одно будущее — постоянная экономия, спад уровня жизни, безработица и бедность.
Слой старых, уставших и деморализованных элементов отпадет и будет заменен на более молодые и энергичные элементы, готовые к борьбе. Как мы уже объясняли, массы проверят на деле все существующие партии и руководства. Будет целый ряд кризисов и расколов справа и слева. На определенном этапе появятся массовое левое крыло. Правое крыло будет разрушено событиями.
Кое-кто возразит: «Но массы в Греции, Испании и Италии не знают, чего они хотят!» Но зато они знают, чего они НЕ хотят! Они впервые усомнились в капитализме. И всё же мы должны быть реалистами. Массы не могут оставаться на улицах до бесконечности. Неизбежны периоды затишья, когда которого рабочие будут глубоко осмыслять, что произошло, критиковать, различать и делать выводы. Именно в такие периоды идеи марксизма могут получить мощный отзвук, — при условии, что мы будем внимательно слушать, что говорят массы, и выдвигать правильные лозунги.
Наш долг, по выражению В. И. Ленина, терпеливо объяснять. Мы должны объяснить, что только экспроприация банкиров и капиталистов и замена капиталистической анархии демократическим планированием может обеспечить выход из кризиса. В частности, мы должны противопоставить националистической отраве сталинистов (которые, в случае Греции, выступают за возврат к драхме) лозунг Соединенных Социалистических Штатов Европы, — единственной реальной альтернативы прогоревшему Евросоюзу.
Передовые рабочие и молодежь будут учиться на грядущих революционных событиях . Конечно, движения, наподобие испанских «indignados», отражают некоторую наивность и растерянность, но это неизбежно. Ранним стадиям революции всегда свойственна известная путаница. Это оттого, что массы учатся не по книгам, а по опыту. Если мы будем работать правильно, мы можем помочь им сделать революционные выводы, и привить понимание важности марксизма и революционной организации.
Идеи марксизма — единственные идеи, способные привести рабочий класс к победе в Европе, на Ближнем Востоке и во всем мире. Это наше оружие. В военных академиях буржуазия учит будущих офицеров на опыте прошлых войн, чтобы подготовить к будущим войнам. Точно так же, мы должны готовить кадры будущих офицеров революционного пролетариата. Каждый товарищ должен изучать былые революции, чтобы применить уроки в революциях будущих.
В прошлом наши перспективы были правильны, но могли показаться немного абстрактным. Сейчас они предельно конкретны. Это отражает, с одной стороны, зрелость условий во всем мире. С другой стороны, это отражает тот факт, что МMT принимает активное участие в революционных событиях. Мы уже не просто наблюдатели и комментаторы, но активные участники.
Перед нами — огромные возможности для развития организации. Однако организация сама собой не построится. Необходима напряженная работа и жертвенность от каждого из товарищей. Мы должны в срочном порядке строить силы революционного Интернационала. Если не мы — значит, никто.
Происходящее должно наполнять нас энтузиазмом, решимостью и уверенностью в будущем социализма. Опираясь на научный анализ и применяя разумную и гибкую тактику, мы можем объединиться с лучшими элементами молодежи и рабочего класса, и поднять Интернационал до уровня задач, поставленных историей.